«Кто вы, Айны?», Дмитрий Воеводин

Кто вы, айны?

Айнумосири — это земля загадочных людей, айнов. Это Курильские острова, Южная часть Сахалина и Камчатки. Но исконные земли айнов на японских островах Хоккайдо и Хонсю.

Кто Вы, айны? Этот вопрос не раз звучал в прессе и научных статьях, но так и остался без ответа. Загадочная и безвременно ушедшая культура растворилась без следа в современной многомиллионной Японии. В чем же загадка айнов и почему они выделяются среди других дальневосточных народов?

Айны — создатели самобытной высокоразвитой культуры, оказавшие сильное влияние на менталитет японцев, в особенности на их самурайские традиции. Эти люди не похожи на монголоидов. Они прямоглазые, у них огромные бороды и белая кожа. Их язык выделяется из группы языков сибирских народов и не имеет известного происхождения. У них своеобразные орнаменты, ни на что не похожие амулеты и самобытные верования. Эти люди не только искусные охотники и рыболовы, но и собиратели, в особенности даров моря, что не характерно для других местных аборигенов. В охоте айны использовали отравленные стрелы, как и многие племена тропиков и субтропиков.

Все эти особенности выделяют айнов из семьи сибирских народов, и многие исследователи сходятся на том, что искать предков айнов надо в юго-восточной Азии среди самобытных островных культур маори, Полинезии и Австралии. Некоторые исследователи говорят об айнской расе, как смешивающей черты монголоидной, австралоидной и европеоидной расы.

Предки современных айнов, дземонские люди, — исконные жители главного японского острова Хонсю, обитавшие там в доисторические времена. Культура дземонского человека высокоразвита, они строили капитальные жилища и занимались собирательством морских богатств и рыболовством. Для дземонского человека характерны самые древние керамические изделия, загадочные статуэтки догу. В дальнейшем древние японцы потеснили предков айнов на север, на остров Хоккайдо.

В годы сёгуната началась кровавая колонизация острова Хоккайдо, жестокость войск сёгуна не знала пределов, по-видимому, японцы решили попросту истребить айнов. Но в лице айнов сёгунат принял настоящий вызов. Оказывается, нет ничего более трудного, чем победить народ, живущий в равновесии со своим миром. Духи этих мест, необъяснимые силы были на стороне айнов, казалось, что каждый куст, каждая травинка им помогает.

Да и сами айны оказались стойкими войнами. Их не пугали ни численное превосходство японцев, ни прекрасное вооружение. Воинов от природы, айнов не пугало ничего, они были как будто уже мертвые, а чего может бояться мертвый? Они выходили живыми из немыслимых ситуаций, исчезали там, где негде прятаться, появлялись ниоткуда и вновь начинали битву. Их неуязвимость приводила сёгуна в бешенство, военачальники стремились хоть как-то загладить свою вину, жестоко издевались над пленными и погибшими воинами, высылали в подарок сёгуну бочки с засоленными головами непокорных айнов.

Это противостояние повлияло на японские традиции самурайства, они сильно отличаются от материковой культуры боевых единоборств. Самураи более жесткие, более мужественные, более янские, чем китайские мастера. Как и айны, они непоколебимые воины Духа.

Смерть всегда рядом с воином, она его советчик и друг, помощник в битве. Воин не боится ее, даже разговаривает с ней. Он знает, что смерть уважает его волю и бесстрашие и подождет, когда он достигнет своего Предела. Битва — это праздник Духа воина, момент безупречности и совершенства, момент абсолютной свободы и преодоление несовершенной плоти. В битве воин не принадлежит себе, его ведут необъяснимые силы, его тело совершает чудеса. Достигнуть таких высот Духа не просто. Это годы бесконечных тренировок, волевого самопринуждения, контроля и дисциплины. Годами они учатся принимать вызов или смерть.

— Ты будешь пять часов без остановки выполнять упражнение с мечом или умрешь прямо сейчас, — говорит мастер ученику.

— Учитель помилуй, но я не могу, ведь это так тяжело, — просит ученик.

— Да, — соглашается учитель, — это, действительно, тяжело, поэтому ты будешь делать упражнения десять часов без остановки или умрешь прямо сейчас.

Если Вы думаете, что Вам плохо, усильте это воздействие в несколько раз, и тогда Вы поймете, что Вам было хорошо. Так говорят китайские мастера боевых искусств, <:или умри прямо сейчас>, — обязательно добавит японский самурай. Несовершенная плоть начинает плавиться и рождает совершенный Дух воина. Воин ищет в постоянном самосовершенствовании свой Великий Предел, за которым лежит конец его земного пути. Китайский мастер, достигнув этого предела, останется жить; самурай выберет смерть на Пределе своего пути.

Такое самосознание объясняет ритуальные самоубийства сёпуко, широко распространенное среди самураев. Конечно, здесь нет примитивного фанатизма и веры в лучшую загробную жизнь, для мастеров боевых искусств рай — здесь на земле в постоянном духовном самосовершенствовании. Самураи живут на грани своих возможностей, физических и духовных, и уходят, достигнув их предела.

Такое самосознание характерно для равновесных народов, какими были айны. Не просто жить в равновесии с природой, где каждый день становится экзаменом на прочность, когда стоит задача выжить. Вся жизнь проходит на пределе, на грани. Это постоянная самоотдача и жертвенность, полное соответствие силам природы и безупречность в собственных глазах. Это изначальное признание собственной смерти как неизбежности и как союзника. Воин учит смерть уважать свою волю.

Более ста лет продолжалось противостояние на острове Хоккайдо. Закалив до предела японское воинство в кровавых стычках, айны ушли, отбив у своих преследователей всякую охоту следовать за ними. Айны ушли на своих долбленых лодках на Сахалин и Курильские острова, к своим соплеменникам, уже освоивших эти земли. На Сахалине они заставили местных гиляков уважать себя и переняли у них искусство шить одежду из шкур и некоторые обычаи. Заселив все Курилы, айны дошли и до Южной Камчатки.

Русские казаки, которые за те же сто лет колонизировали всю Сибирь, путем переговоров и мирных соглашений с вождями племен прознали про загадочных людей, живущих на Камчатке и на островах, где до тех пор еще не ступала нога русского человека. Еще <дальневосточный Ермак> — Владимир Атласов, рвался в те места, но так и не доехал, был убит в междоусобицах на Камчатке. Уже в те далекие времена власть на Дальнем Востоке носила криминальный оттенок.

Атаман Данила Анциферов и есаул Иван Козыревский со второй попытки пересекли опасный и бурный первый Курильский пролив и встретились с айнами предположительно на Парамушире. Айны держались благородно и с достоинством, ясык русскому царю платить отказались, в поддержки его они также не нуждались. Всем своим видом айны дали понять лихим казакам, что способны сами за себя постоять и никому не желают подчиняться. Проверять это на своей шкуре казаки не решились и на том откланялись.

Отказ айнов от русского покровительства был знаковым событием. Пройдя всю Сибирь, казаки обычно легко договаривались с вождями племен и не привыкли встречать категорических отказов. Земля айнов — Айнумосири, так и не стала до конца русской. Эта земля — предмет торга с Японией и по сей день. То мы отдаем острова Японии в обмен на Южный Сахалин, то вообще забираем все острова себе. Айны были обречены на скитание до тех пор, пока последних из них не вывезли навсегда на Хоккайдо. Японцы запретили айнский язык, ограничили культурное самовыражение и жестоко эксплуатировали их на морских промыслах. Им запретили самостоятельно ловить рыбу и бить зверя; давали им рис, но они, так и не привыкнув к чужой пище, умирали от голода. Постепенно айны растворились в многомиллионной Японии, разве что на севере Хоккайдо у местных японцев неплохо растут борода и усы, за что их до сих пор презирают «чистокровные» южные собратья.

***

Культура айнов, богатая и самобытная, давно привлекала меня. Интересовала меня и их земля — Айнумосири, красивейшие Курильские острова, которые еще никого не оставляли равнодушными. В краеведческом музее Южно-Сахалинска айнам посвящена совсем небольшая часть экспозиции, но их амулеты икуниси удивили меня своей искусной отделкой, совершенно необычным орнаментом. Да, айны, действительно, выделяются на фоне местных аборигенов — нивхов и орочей, но главное — это не искусная отделка, а необъяснимо притягательная сила этих магических амулетов. Эти предметы силы с очень гармоничной равновесной энергетикой, наверное, имели отношение к какому-нибудь праздничному ритуалу. Странно, как эти предметы сохранили свою силу в музее на глазах у тысяч зевак. У меня появилось непреодолимое желание приобрести их для себя. Посмотрев на бабулю, музейную смотрительницу, я подавил эти недостойные желания и ушел с сильным ощущением близости чего-то нового и очень необычного.

В дальнейшем на Хоккайдо я не встретил никаких следов пребывания айнов, стилизованные поселки, построенные предприимчивыми японцами для туристов, не в счет. Об айнах напоминал лишь символ северных территорий — медведь, айнский горнотаежный бог.

Со временем интерес к айнам немного угас, но когда мне предложили участие в экспедиции на Курильские острова, я согласился, не раздумывая, конечно же, меня привлекала эта земля загадочных айнов — Айнумосири.

В Северо-Курильск я вылетел из Петропавловска-Камчатского на вертолете. Вылет то и дело откладывался из-за тумана в первом Курильском проливе, в районе мыса Лопатки, южной оконечности Камчатки. Наконец, старая машина набрала высоту и взяла курс на юг. Прильнув к иллюминатору, я жадно разглядывал камчатскую землю, сверкающие снежные пики, дымящиеся вулканы, петляющие реки и множество озер. Никаких следов пребывания человека внизу.

На одном из открытых участков я увидел хозяина этих мест — бурого медведя. Зверь бежал характерным только для него галопом и оглядывался с опаской на большую железную стрекозу. Знает, наверное, что оттуда могут и выстрелить.

Вскоре заснеженные пики Камчатки остались позади, мы пересекли бурный Первый Курильский пролив и вот он, первый остров — Шумшу. Это арена боевых действий, бывший японский укрепрайон. Отсюда до сих пор не вывезли остатки разбитой военной техники. Повсюду разбросаны небольшие круглые озерца — следы бомбардировок, а на южной части острова брошенные японские ангары и взлетно-посадочная полоса. Узенький Второй Курильский пролив и вот уже Парамушир — самый большой остров Курильской гряды и конечная цель нашего путешествия.

Первое впечатление от Северо-Курильска осталось весьма гнетущим. Груды помятого железа, гниющие останки рыболовецких судов, заросли полыньи. Чайки и вороны спорили за право обитать на этой помойке. Сам город, как поселок золотоискателей Аляски, на эти мысли наводили и виды домов, и вся планировка города — вдоль одной улицы. Вот только вместо лошадей по этим улицам то и дело слоняли белые японские машины, внешний вид которых оставлял желать лучшего. Впрочем, это не удивительно, увлечение местных жителей алкоголем то и дело бросалось в глаза независимо от принадлежности их к пешеходам или водителям.

Все это безобразие творилось на фоне величественной природы одного из самых красивейших уголков земли. Передо мной — горный хребет со сверкающими на солнце снежниками, позади безграничные просторы Великого океана. Небо поражает своей прозрачностью и глубиной, я не мог надышаться чистым океанским воздухом после московского смога. Примечательны и формы облаков, какие часто бывают на море — плотные, четко оформленные, они напоминали гигантские летающие тарелки и немыслимые дирижабли. Здесь, на Курилах было слишком много моря и неба, а что еще нужно, чтобы почувствовать себя свободным.

Это ощущение усилилось, когда я вышел за пределы городка и направился к океану. Поляны были усыпаны всевозможными цветами, среди которых выделялись голубые, как небо, сибирские ирисы, яркие лилии и очень необычные крупные черные колокольчики. В лощинах речных долин — заросли ольхи, которая попросту стелилась по земле, редко поднимаясь выше двух метров. Непогода здесь неровня нашей, ни одно большое дерево не выдержит местных ветров. Чуть повыше, среди цветущих лугов — островки кедрового стланика, благоухающего хвойным ароматом.

Я вышел к океану, сверкающему в лучах солнца, смешанные чувства восхищения, восторга и благоговения охватили меня. Только море способно вызвать такие чувства. Здесь на границе суши и моря битва стихий не останавливается ни на миг. Великий океан, наверное, никогда не успокаивается, даже кажущийся штиль все равно отдает в берег приличным накатом. Волна с шумом и галечным перестуком возвращается обратно в море. Тысячелетиями море подмывает берега, оставляет выдающиеся мысы и забирает мягкие породы, вытачивает причудливый узор береговой линии. Впрочем, вулканы здесь тоже не дремлют и готовы выплеснуть на берег потоки раскаленной лавы.

Недавний шторм выбросил на берег множество листьев морской капусты, ламинарии. Потом прибой постепенно перетрет ее и превратит в пищу для многих обитателей побережья. Под первым же попавшимся мне камнем я обнаружил множество разбегающихся бокоплавов, под одним только камнем их было не меньше двух горстей. Да, здешнее море богатое, чуть повыше, в зоне выброса, я обнаружил под уже сухой ламинарией множество личинок насекомых. Век их скорее всего не долог и они будут жить только до первого высокого прилива или шторма, и тогда море заберет их себе. Шторм выбросит на сушу новую порцию сорванных листьев, и процесс начнется заново.

Я оглянулся назад к городу, прижавшемуся к сопкам и отстоящему от берега не меньше, чем на два километра. А ведь когда-то город был на этом месте, до тех пор, пока цунами не смыло его, унося сотни человеческих жизней. В моей голове неожиданно вспыхнула картина этих событий, я видел, как уходила вода из пролива между островами, как стремительно обнажалась суша. С грозным рокотом море отступало, а вдалеке уже был виден огромный наступающий вал, и рев его был ужасен. В следующее мгновение огромный вал уже накатывал на обнажающуюся сушу и со страшным грохотом сметал все на своем пути: суденышки у причала, небольшие рыбзаводики и дома беспечных людей, которые так близко поселились к морю, да еще презрели его мощь.

Я очнулся от внезапного видения и огляделся. День по-прежнему был прекрасным, передо мной появились две черные блестящие головы и смотрели на меня с большим любопытством. Каланы. Они полностью вынырнули и, нисколько меня не стесняясь, разлеглись на воде со свойственной только им манерой размахивать передними лапками.

Море способно отомстить, оно жестоко преследует тех, кто не хочет жить с ним в согласии и равновесии, с благодарностью принимать его щедрые дары.

Потом уже в городе на стеле, посвященной погибшим от цунами, я прочитал:

Этот забытый всеми старенький памятник в городишке на краю земли несет всему человечеству свое страшное предупреждение.

***

У меня не выходило из головы видение картины страшных разрушений города захлестываемого гигантской волной. Океан может быть не только жаден к жадным, но и жестокий к жестоким. Разве приняли мы его уроки? Слишком хрупкое равновесие в этом мире, где воды больше чем земли.

В вечерних новостях диктор сообщила о прохождении в непосредственной близости от орбиты Земли крупного астероида. Ученые строят свои прогнозы, в случае столкновения с таким небесным телом, по поверхности Земли пройдут гигантские волны, высотой от двухсот метров до двух километров. Это может быть достаточным для уничтожения разумной жизни на Земле, по крайней мере, неразумной ее части. Высокогорные Тибет и Куско останутся скорей всего, но там и люди поумнее.

В следующем выпуске новостей диктор сообщает о продолжающемся наводнении в Европе и последствиях наводнения на Северном Кавказе. Опять наводнения, наверное, сбудется предсказание Нострадамуса, о том, что Европа уйдет под воду. Как тут не вспомнить о древних цивилизациях, погибших под водой, загадочной Атлантиде, о следах наводнения на египетских сфинксах на высоте несколько сот метров над уровнем моря. О библейском потопе, известном мифе, повторяющемся у многих народов. А зороастрийская легенда о небесной праще, из которой боги в гневе мечут гигантские камни? Или гибель динозавров в результате столкновения Земли с метеоритом?

Что может противопоставить современный <покоритель Космоса>, океанской волне высотой в два километра? Свои механические игрушки или ядерные бомбы? Ведь того, что нужно у нас нет. Умения жить в равновесии со своим миром и особого духа, который делает человека равным богам. Зато это было у людей, которые не смогли жить в нашем мире и постепенно ушли.

***

Мы беседуем с руководителем одной из рыбодобывающих компаний Северо-Курильска. Разговор зашел о морских промыслах в акватории островов и вообще о судьбе Курил. Похоже, что современные курильчане разделили судьбу своих предшественников — айнов, скитавшихся с острова на остров.

Курилы — брошенная земля, предмет торга, так было всегда, даже в благословенные для всего Севера советские годы, — говорит он. Но ресурсы моря здесь очень богатые. По тихоокеанской стороне островов идет основной миграционный поток лосося. Здесь идет рыба ценных пород, в основном нерка, кета и кижуч. Рыба идет из северной части океана, сворачивает через Курильские проливы в Охотское море и расходится по своим родным рекам на Сахалине, в Приморье, и дальше на север вплоть до Западной Камчатки. Если острова отдать, весь Дальний Восток останется без рыбы. Японский рыбный рынок практически безграничный, они купят столько рыбы, сколько смогут поймать. До войны, в период японского хозяйствования на островах одни только Северные Курилы давали сто тысяч тонн лосося. Немыслимая по нашим меркам цифра. Сейчас мы ловим не больше тысячи тонн. Да и то квоты постоянно урезают. Японцы здесь ставили не меньше двухсот неводов, а мы от силы пять.

Мы рассматриваем материалы о вылове лосося в довоенные годы. Здесь схемы расположения ставных неводов в море и сводки по выловам. Среди документов мне попалась на глаза старая фотография, где несколько невысоких бородатых мужичков стояли возле лодки.

— Это айны?, — спросил я.

Японцы сами на рыбных промыслах почти не работали. Работали айны, корейцы и китайцы. Среди них были и пленные. Работа в море всегда была очень трудной, особенно в этом районе. Тихий океан, как никак. Даже летом шторма сильные, заходят очень быстро, да и держатся долго. А рыба в ловушках неводов гибнет. Хочешь, не хочешь, надо бежать, вынимать. Честно говоря, у нас в голове не укладывается, как за короткую путину, да еще со штормами, они умудрялись взять здесь сто тысяч. Да выставить столько неводов. Тут вон с одним уже три недели возимся, не можем ничего сделать. То погода не дает, то народ загуляет, то техника шалит.

Мне самому не понаслышке известно, что такое работа в море. Море очень щедрое и способно обогатить тех, кто живет за счет него. Но отдает оно свои богатства очень неохотно и далеко не каждый может вынести все невзгоды на этом пути. Море любит сильных.

Айны — прирожденные рыболовы и охотники, конечно, они прекрасно знали все течения и рельеф дна. Ведь это была их земля и их море. Столетиями они передавали из поколения в поколение рыбацкое мастерство. Но главное в том, что они сохранили то, чего так не хватает современным рыбакам, правильный дух и настрой, необходимый для работы в море. Айны умели с благодарностью принять его богатые дары, и жить в равновесии с безграничным океаном, никогда не требовать лишнего. Они побороли в себе алчность, неизменно появляющуюся при виде неисчерпаемых богатств моря, чего явно нет у современных рыбопромышленников. Волевые и сильные духом, айны заставили океан уважать их волю, наверное, потому что сами уважали и преклонялись перед своим миром.

***

Несколько дней горная цепь была закрыта облаками. Но вот, наконец, ветер с Охотского моря расчистил горы, они предстали во всей своей необычной красоте. Сверкающие на солнце снежники перемежались с желтыми безжизненными участками, где-то там курил действующий вулкан Эбеко. Я собрал рюкзак и, расспросив местных о дороге на вулкан, отправился туда. Наверх вела старая дорога, старательно вручную, сложенная из камней. Дорогу строили китайские и корейские пленные, она вела к подножию вулкана, где у японцев был серный завод. То и дело я отдыхал от трудного подъема и огладывался назад, на мерцающий океан, на городишко, прижавшийся к сопкам и небольшой порт, закрытый от океанских ветров скалой с несколько эротичным названием Дунькин Пуп.

Постепенно началась зона альпийских лугов, заросшая черникой и вороникой, но ягод еще не было. Совсем миниатюрный кедровый стланик, вот откуда берет свое начало японский бансай. Голубые ирисы уступили здесь место азалиям, цветущим и благоухающим. Благотворное влияние этого цветка известно с древних времен, азалия никогда не зацветет в местах с неблагоприятной энергетикой, а там где она зацветает, все преображается.

Я лежал среди цветущих азалий и вспомнил айнскую легенду. С Верхнего неба спустились боги, увидели эту землю и воскликнули: <Прекрасна земля айнов! Даже во сне такого хорошего места нет. Когда-нибудь убежим, что бы остаться здесь навсегда>.

Постепенно альпика сошла на нет, теперь впереди были только огромные снежники, режущие глаза на солнце и безжизненные камни. Вскоре показались дымящиеся фумарольные поля. Это и был вулкан Эбеко.

Вулканическая активность может быть трех видов — это фумаролы, когда идет выброс вулканического газа, кипящие котлы с водой и гейзеры — выброс смеси газа и воды. Здесь на Курилах гейзеры не встречаются, их много на Камчатке, особенно в знаменитой долине гейзеров.

На Эбеко несколько фумарольных полей, желтый ядовитый газ застилает порой все вокруг, не дает возможности дышать, лицо жгут капельки серной кислоты, содержащейся в газе. Приходилось садиться на горячие камни и ждать, когда порыв ветра отгонит газ в сторону. Вообще, хождение по вулкану довольно опасно. Под поверхностью земли часто образуются пустоты, наполненные вулканическим газом, температура которого может достигать 300 градусов. Провалившегося в такую печь спасать нет никакого смысла, смерть наступает очень быстро, а вот риск провалиться вместе с ним очень большой.

Я вплотную подобрался к фумарольным полям и присел чуть в стороне, прислушиваясь к подземному гулу. Фумаролы очень необычные. Некоторые из них высотой с человеческий рост, они состоят из желтых кристаллов серы, похоже на маленькие желтые домики, из которых валит дым.

Влево уходила узкая тропинка, идущая прямо по гребню кратера. То и дело ее застилали облака желтого газа, поднимавшегося вверх с фумарольных полей на стене кратера. Местные называли это место Чертовой тропой, скрывавшаяся в желтом дыме, она как будто уводила в другой мир. Немного передохнув, я пошел по этой тропе.

Тропа и в самом деле оправдывала свое название. Шириной не более полуметра, с двух сторон крутые обрывы, снизу постоянно поднимались клубы невыносимого желтого дыма. То и дело я садился, выжидал удобного момента, набирал побольше воздуха и, задержав дыхание, двигался вперед. Внизу был виден гигантский кратер, в нем посреди снежников лежали потрясающей красоты маленькие озерца. Это были безжизненные сернистые озера, вода в них была совершенно необычного ярко голубого цвета.

Вскоре я поднялся на саму вершину Эбеко, и в рассеивающихся облаках дыма передо мной открылась величественная картина. Это действительно было похоже на путешествие в другой мир, на сон, когда из стен желтого тумана вдруг прорезаются картины другой реальности, когда наше внимание из области бессознательного неожиданно для нас самих начинает собирать реальность других миров.

Передо мною сверкал огромный величественный вулкан Алаид, самая высокая точка в этих краях. Он возвышался прямо из вод Охотского моря, это был отдельный остров. Ещё один такой же пик дымил южнее, остров Анциферова. Далеко на юг уходили заснеженные горные хребты, вздымавшиеся в небо вершины, на некоторых из них шапки облаков — следы вулканической деятельности. Эта живая земля вызывала благоговение.

Внизу передо мной расстилалось большое плато, усеянное причудливыми каменными фигурами, потоками застывшей лавы. Воображение дорисовывало их, и они превращались в настоящие каменные скульптуры.

Я спустился вниз и долго шел среди этих причудливых изваяний, первозданной нереальности. Странная тишина окружила меня. Жизнь ушла из этих мест, наполненных особой силой и благоговением. Ощущение нереальности происходящего усилилось, когда я вышел к вулканическому разлому. Он был похож на пирамиду, обращенную в землю, как будто кто-то выбрал из скал тысячи тонн породы, чтобы создать такую совершенную форму. Гигантскими ступенями разлом сходился вниз, где на вершине <пирамиды> шумели горячие источники и поднимался пар. Отсюда начиналась безжизненная сернистая река.

Это идеальное место для купания, созданное самой природой. Холодная вода из тающих снежников смешивается с горячими источниками и образует несколько ванн, с разной температурой от десяти до шестидесяти градусов. Вода в источниках сернистая, лечебная. Вообще эти джакузи неплохо расслабляют тело, не хуже парилки. Из посетителей на водах только мишки, судя по следам. Наверное, приходят попарить своих паразитов. Следов пребывания человека почти нет, видимо для местных шесть километров по горам — непреодолимое расстояние. До самого вечера я плескался в этих ваннах, перебегая из одной в другую. Необычное тепло от самой Земли переполняло мое тело в горячей ванне, и тогда я бежал и прыгал в ледяную воду, и опять заново в горячую.

Вечер застелил безбрежные просторы, и вот уже горы окрасились в рубиновые тона. Эти цвета ярко контрастировали с желтым вулканическим дымом, рождая картины которые и Рериху не снились. Вечер в горах, тишина и наполненность.

Я вернулся к фумаролам, вскипятил воду для чая, просто поставив котелок с водой в кипящий котел. Потом расположился на горячих камнях, и вновь тело автоматически настроилось на подземный гул. Стемнело. Стоило отключить дневное сознание, как начали накатывать волны панического ужаса, идущие как казалось из глубин самой земли. Подземный гул переходил то в мощный ритм, как от гигантского барабана, то в невыносимый грохот. Я вскочил, пришел в себя, и все прошло, но стоило попытаться расслабиться и уснуть, как все начиналось сначала.

Я понял, почему на вулкане нет ничего живого, никому не под силу выдержать такое воздействие, даже человеку, способному к волевым актам и сознательному самопринуждению. Здесь подсознание оказывается сильнее и заставляет бежать отсюда в паническом ужасе. Здесь слишком близко к поверхности Земли подходят ее глубокие слои, эта энергия несовместима по своим характеристикам с жизнедеятельностью нашего тонкого тела. Поэтому когда внимание находится на физическом теле и в области сознания, все хорошо и интересно. Стоит перевести внимание на тонкое тело и подсознание, что обычно происходит у всех при засыпании, все конец, сознание получает сигналы о сильном дискомфорте тонкого тела и непонятной опасности.

Это доисторические частоты земного излучения были активны до появления жизни на Земле и на первых этапах ее развития. Удивительно, но наша живая планета несет на своей поверхности информацию о жизни на ней, весь спектр условий ее существования. Начиная от далекого прошлого, когда вся поверхность планеты была единым безжизненным кратером, раскаленным до высоких температур и заканчивая будущим, это безжизненные полюса, холодная и полностью остывшая поверхность. Между ними — живая информационная поверхность, постоянно эволюционирующая и неповторимая в каждой точке пространства и времени.

Но ведь точно так же проходит эволюция каждой планеты! Они постепенно остывают, проходят живые стадии развития и превращаются в холодные безжизненные глыбы. Жизнь — это только одна из стадий остывания любой планеты. Все планеты живые, вся Вселенная — живое существо. Я был поражен внезапным пониманием. Я видел Солнечную систему, вот они остывшие и безжизненные Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон, а вот еще молодые и горячие Венера и Меркурий. Ну и, конечно, Земля — которая одна живая в этой Бесконечности.

Я пропитался необъяснимыми чувствами любви и благодарности к нашей живой планете и внезапно почувствовал необъяснимый внутренний зов, ещё раз настроился на частоту Земли в этом месте. Это было похоже на внутренний призыв к самоубийству, но теперь с правильным настроем, никакого страха не было. Я спокойно расслабился и вошел в быстрый сон. В следующий момент я уже стоял в стороне и рассматривал собственное спящее тело. Необыкновенные ощущения легкости увлекали, но страх и дискомфорт оказались сильней.

Я проснулся, когда на востоке с тихоокеанской стороны прорезались первые лучи света. Солнце здесь уходит в бесконечный океан и встает оттуда, но уже с другой стороны. Обновленный и наполненный новой незнакомой энергией, я пошел на восточную сторону хребта, встречать рассвет.

***

Через несколько дней в составе небольшой экспедиции мы отправились по речкам островов, изучать состояние нерестового стада лосося. Маленькая корейская шхуна, которая по русскому регистру не более, чем мотобот, не внушала мне никакого доверия. Хрупкие пластиковые борта, ажурные обводы, скорость у нее неплохая, но как она примет океанскую волну. Зато название гордое — Маринстар 1.

Через несколько часов мы сбросили шлюпку в устье реки Океанской. Взвыл шестидесятисильный мотор и, высоко прыгая на волнах, надувная шлюпка помчалась к берегу.

Еще на берегу стало ясно, что рыбы здесь много. Здоровый косяк стоял в районе устья и ждал прилива для захода. Временами океанский накат вышвыривал горбушу на берег, где обожравшиеся чайки не обращали на нее никакого внимания.

В тесном устье рыба давила друг друга, но чуть повыше в омутах они уже играли, носились туда сюда, не жалея своих тел бились о камни. Странные ощущения какого-то детского восторга переполнили меня при виде играющих здоровенных лососей. Это действительно настоящий праздник. Еще недавно реки были совсем пустыми, разве что мелькнет где-то стайка гольцов. Но сейчас мощные рыбины принесли сюда свой восторг, свою радость, свою энергию и мощь своего праздника продолжения рода. Принесли для тех, кто может это понять и разделить.

Вот они посланцы всемогущего бога морских вод — кита-убийцы, касатки. Перед ней благоговели все жители побережья, а морские звери верещали от ужаса при одном ее приближении. Но безжалостный совершенный убийца всегда был другом человека, уважал его волю и никогда не нападал. Вдобавок некоторым из людей, морским шаманам, касатка была другом и помощником. Была другом и своему наземному собрату горнотаежному богу — медведю. Своим друзьям морской бог, каждый год отправлял множество рыбы.

Река бурлила от играющей рыбы, я тоже так и не смог подавить в себе неожиданно проснувшиеся детские желания. Я настроился на их волну, их праздник стал и моим тоже. Целый час я носился за играющей рыбой, загонял ее в маленькие заливчики, бросался сверху и ловил руками. Сначала не получалось, но потом что-то переключилось внутри, какая-то дикая настройка стала управлять моим телом, и я выхватил из воды несколько рыбин, полных силы, сверкающих в своих брачных нарядах.

Но выше по течению все резко поменялось, здесь этот невероятный дикий праздник уже закончился. Омуты были завалены телами уже мертвых рыбин, некоторые были еще живы и обессиленные лежали на боку. За ними не надо было бегать, они без сопротивления давались в руки. Их тела были избиты, многочисленные раны начали гнить. Их наряды поблекли, а кожа приобрела мертвенный желтый цвет. Смерть предъявила на них свои права. Я увидел мертвого самца горбуши, зажатого между ветвей, на его полуистлевшем рыле, загнутом крючком застыло выражение немого крика полного отчаяния и невыразимой боли живого существа.

Эти прекрасные существа прошли ни одну тысячу морских миль, пришли сюда, чтобы умереть на пике своей силы, все отдать потомству, которого они никогда не увидят. Их привела неведомая для нас загадочная сила, которую мы, не объясняя, привыкли называть инстинктом. У них нет свободы выбора и принятия решений, а у нас нет такой веры и самоотдачи. Мы только пытаемся принять вызов своего существования, тонем в сомнениях, а они полностью соответствуют магической силе, ведущей каждое живое существо. Для них смерть соседствует с радостью битвы за жизнь, мы не знаем ни того, ни другого. Мы разные, но при этом часть одного невыразимого целого, и неужели нужно обязательно умереть, чтобы это понять.

Я вернулся на берег, где моряки заварили уху из гольца и нарезали здоровенную миску красной икры. Наевшись ухи, команда и дежуривший на реке инспектор рыбоохраны отдыхали на берегу. Между тем, в моем теле стали происходить интересные вещи, как будто гормоны, которыми была переполнена съеденная рыба, теперь играли во мне. Молодые моряки, похоже, были озабочены той же проблемой и приставали с вопросами к пожилому рыбинспектору:

— Василич, ну как ты здесь живешь без женщин уже целый месяц? Признавайся, может спрятал где-нибудь в лесу?

— Почему без женщин? — Василич деловито посмотрел на часы. — Сейчас шесть, подожди пару часов, в восемь с горы спустится медведица, я тебя с ней познакомлю!

***

Наутро следующего дня мы высадились неподалеку от устья самой большой реки на острове — Тухарки. Это настоящий медвежий угол, одно из самых диких мест на острове. Я собрался и отправился вверх по течению.

Вдоль берегов были протоптаны отличные широкие тропы, медвежьи. Он здесь хозяин, то и дело на тропе встречались свежие огромные следы, помет и чесала на деревьях. Обычно медведи хозяйничают на реках ночью, а днем поднимаются на сопки. Ведут себя очень осторожно, человека сильно боятся, но от страха могут напасть. Помня об этом, я как раз вел себя очень шумно, чтобы зверь имел возможность уйти. Страха не было. Рыбы в реке было мало, пройдя несколько километров, я свернул и пошел вдоль крупного притока реки. Здесь был настоящий нетронутый медвежий город. Десятки троп переплетались друг с другом, сходились на вытоптанные площадки, все окрестные деревья превращены в чесала, то, и дело на пути попадались остатки съеденной рыбы. Мишки были сытые, некоторая рыба почти не тронутая. Даже запах здесь как в зоопарке около клетки с медведями, тяжелый звериный дух. Но ни одного зверя, как будто хозяева вышли из дома на миг и даже забыли прикрыть дверь. Осторожным и очень хитрым стал медведь после долгих лет истребления.

Для айнов медведь был животным наиболее почитаемым, горнотаежный бог, глава всех камуи. Камуи — это бог, которого почитают, но и зверь которого убивают. Но священного медведя айны просто так никогда не убивали, это был настоящий ритуал — медвежий праздник. Маленького медвежонка добывали охотники, женщины выкармливали его своей грудью, он жил в племени не меньше четырех лет. За это время ему оказывали знаки внимания и уважения больше, чем к своим детям. Его любили. Айны говорили, когда боги приходят в наш мир, они принимают облик зверя. Он был их богом, который однажды должен будет отправиться в свой мир духов и принести весть о хороших людях, с которыми он жил вместе в одном доме.

Такой день наступал, съезжались гости, начинался медвежий праздник. Медведя одевали в праздничные одежды, окропляли сакэ при помощи священных палочек икуниси, развешивали вокруг него амулеты — инау, чтобы зарядить их его священной силой. Праздничная процессия вместе с медведем совершала ритуальный обход, близилась кульминация. Старейшина племени долго говорил с медведем, просил передать богам, всю их любовь и почитание. Наконец, один из охотников выполнял самое ответственное поручение. Он должен был отравленной стрелой пронзить сердце медведя, чтобы он быстро и безболезненно умер.

После ритуальной трапезы из медвежатины, в поселке устанавливалась тишина, которую никто не смел нарушить. Боялись сбить с пути своего посланника.

***

Вечером в поселке недалеко от устья, где жила всего одна семья, я разговаривал с девочкой лет пяти. Вокруг их небольшого домика были свежие медвежьи следы. Я спросил у нее об этом.

— Да это мишка приходил, папа гольцов выкинул, вот он и пришел, — ответила она.

— А ты не боишься?

— Да нет, чего мишку боятся, он к нам часто в гости ходит.

Такое соседство человека и зверя здесь на островах не редкость. Каланы подпускали на расстояние меньше двадцати метров. Лисы на расстоянии меньше выстрела не обращали на человека никакого внимания. Однажды еще до захода рыбы, во время привала, голодный лисенок спокойно вышел из кустов и начал подбираться к остаткам нашего стола. Потом он осмелел настолько, что начал брать еду у нас прямо из рук.

Я долго думал о причинах такого поведения зверя по отношению к отнюдь не благодарным людям. Ответы пришли сами собой.

***

Океан — стабильная информационная среда, таящий в себе столько тайн и загадок ушедших времен. В его глубинах дожила до наших дней настоящая кистеперая рыба, которую с нами разделяет не меньше 500 миллионов лет эволюции. Так же и на островах, информационная среда более стабильная, комоданский дракон, галапагосские ящерицы и птица моа лишь немногие этому подтверждения. Человек не исключение из этих правил, осколки древних загадочных культур долгое время жили на островах. Такими были и айны, потомки неизвестной для нас культуры, чьи следы то и дело встречаются по разные стороны Великого океана.

Одной интересной особенностью является общие для многих народов легенды о загадочном существе, имевшем непосредственное отношение к человеку. Это небесный огненный змей айнов, дракон китайцев, индейский Кетцалькоатль, пернатый змей. Эти верования, наряду с изображениями и орнаментами обычны и для полинезийцев, маори и австралийских аборигенов. Несомненно, все это следы одной высокоразвитой культуры, безвременно ушедшей. Океан хранит ее тайны.

Часть последователи этой культуры образовывали древние мистические империи, поднимая в наш мир немыслимую жестокую энергию нижних уровней. Такими были государства индейцев Мексики и Перу, острова Пасхи. Другие предпочли путь равновесия с духами природы и животных, это айны, маори, австралийцы и многие другие народы. Это культура нижнего мира, духов животных, известная нам как шаманизм.

Универсальность шаманизма давно сбивала с толку антропологов. Они пытались найти культурные контакты между удаленными изолированными народами. Но общность всех шаманских культур в нижнем мире, на уровне осознания животных. Осталась и универсальная техника постижения нижнего мира, которую исследователи никогда не принимают всерьез.

Шаман выходит и в астральном теле движется вниз в землю, по любому из найденных путей, звериной норке или пещере. Он попадает в тоннель, на выходе из которого его восприятие собирает реальный другой мир, тесно связанный с нашим. Там шаман находит своих помощников, обычно духов животных. С их силой он возвращается наверх для решения своих дел. После смерти душа шамана может остаться на этом уровне.

Эстетика нижнего мира обусловила универсальность шаманских культур разных уголков Земли, здесь лежат основы первобытного анимизма и тотемизма. Помните, боги приходят в наш мир в облике зверя. Это объясняет и бессмысленный на наш взгляд ритуал, как медвежий праздник айнов. Посланец айнов, жертвенный медведь, возвращался в свой нижний мир и сообщал богам весть о загадочных и благодарных существах наверху. Тех, которые приняли немыслимый вызов — быть Человеком.

***

Небольшие острова находятся во власти безграничного океана. Он только накапливает информацию о жестокости и бессердечии современных варваров. А отдает океан то, что вложили в него наши предки, те, кто умели с благодарностью принимать дары моря и жить с ним в согласии. Куда ушли эти загадочные люди, морские шаманы, самые сильные из всех? Которые просили океан послушать их волю и быть благосклонным к людям. Которые дружили с царем морских вод — китом-касаткой. Где вы алеуты, ительмены и айны? Сможем ли мы прожить без вашего искусства или дождемся, когда безжалостный океан вернет нам с лихвой все, что мы в него вложили.

Вновь старый вертолет неохотно берет высоту, трава прижимается к земле и колышется волнами. Остается какое-то невыносимое щемящее чувство прощание с этой прекрасной землей, находящейся во власти Великого океана. Океан и горы — собственники человеческого духа, тот, кто хоть раз полюбил их и пожил с ними в равновесии, никогда не забудет этих высоких состояний. Они всегда будут тянуть человека обратно, радоваться встрече и неохотно отпускать.

Вертолет взял курс на север, и позабытый всеми Северо-Курильск растаял в океанской дымке. Впереди была желтая осенняя Камчатка, сверкающая в лучах заходящего солнца Авача и песня, которую эта земля подарила на прощание:

Дмитрий Воеводин