«Путь к свободе. Начало. Понимание.» — Глава 7. Вера.

Глава 7. Вера.

«— Все, что мы должны сделать, чтобы позволить магии
овладеть нами — это изгнать из нашего ума сомнения, —
сказал он. — Как только сомнения изгнаны, —
все, что угодно, становится возможным.»

К. Кастанеда «Сила безмолвия»

Вопрос веры является совершенно фундаментальным, и когда религиозные люди говорят о том, что путь к богу лежит через веру, они, конечно же, совершенно правы, но правы не в том смысле, в котором они понимают это утверждение. Когда христианин читает слова Христа «И верою в меня чудеса будете творить», он полагает, что речь идет о том, что вера в истинного бога, в спасителя и является тем, что позволит ему приблизиться к богу, к духу, к чуду, к сверхъестественному. Однако если бы такой человек задумался поглубже и посмотрел вокруг повнимательнее, то он бы увидел, что чудес достаточно и в других религиях, что их делают и люди, которые никогда не верили в Христа. Конечно, фанатик может сказать, что это — от дьявола, что это — нечистая сила, однако подобную глупость даже не стоит рассматривать. Ведь мы, я надеюсь, уже понимаем, что дьявола не существует.

Итак, если возможность совершения чуда, то есть действия, не укладывающегося в схему здравого смысла, доступна и без веры в Христа, в Будду или, скажем, в Мухаммеда, то в чем же тут дело? Может быть, дело в самой вере, как таковой? В нашей абсолютной вере в то, что это возможно? В нашей убежденности? И здесь я хочу привести цитату из восьмой книги К. Кастанеды:

«Незачем кому-то учить нас магии, потому что в действительности нет ничего такого, чему нужно было бы учиться. Нам нужен лишь учитель, который смог бы убедить нас, какая огромная сила имеется на кончиках наших пальцев. Какой странный парадокс! Каждый воин на пути знания в то или иное время думает, что изучает магию; но все, что он делает при этом — это позволяет убедить себя в наличии силы, скрытой в самом его существе, и в том, что он может достичь ее.

— И это все, что ты делаешь, дон Хуан, — убеждаешь меня?

— Именно так. Я пытаюсь убедить тебя, что ты можешь достичь этой силы. В свое время я прошел через то же самое. И меня так же нелегко было убедить, как тебя сейчас».

Помните, как Иисус спросил слепого, верит ли он в то, что Иисус способен исцелить его? Слепой сказал, что верит, а Иисус ответил ему, что «по вере твоей, да воздастся тебе». И слепой прозрел. Вы понимаете, к чему я веду? Я хочу вам сказать, что здесь все дело в самой вере, в отсутствии сомнений, которое и делает наше намерение командой духа, которое дает нам возможность направить всю нашу энергию на то, что мы намереваемся совершить. И именно эта интенсивность нашего намерения, нашего восприятия, нашей настройки и превращается в команду силы. Вы можете верить во что угодно: в Христа, в бога, в дьявола, в себя или ни во что вообще, — это не имеет никакого значения. Однако если вы без тени сомнения убеждены в том, что сделаете это, что это случиться, то это произойдет. Вы, если говорить в терминологии Кастанеды, осуществите действительную настройку ваших внутренних эманаций осознания на внешние, и ваша команда станет командой Орла.

И наша безусловная вера действительно приводит нас к богу, то есть к той самой силе, поддерживающей вселенную, потому что мы, веря, становимся с ней едины в нашем намерении, в нашем действии. Мы как бы сливаем свою команду с командой силы. Причем здесь совершенно необходимо понимать, что эти наши действия могут быть любыми. Они могут быть как созидающими, так и разрушающими, как злыми, так и добрыми. Все наши самостоятельные действия совершаются по нашей воле, но руками духа, руками силы. Необходимо понимать, что эта сила безлична, что она, вследствие нашей ничтожности позволяет нам все или почти все. Но мы несколько уходим от темы. Более подробно я остановлюсь на этом вопросе в главе «Ничтожность».

Я хотел бы, чтобы вы с вышеописанной точки зрения посмотрели на то, что мы способны делать в повседневном мире. Вы понимаете, что мы можем лишь то, в чем уверены? Мы знаем, что можем что-то поднимать, ходить, думать и т.п. Мы способны на подобные действия, потому что мы научились им, научились тому, что они возможны, потому что поверили в себя, в эти свои возможности. Эта уверенность позволяет нам превращать свои команды в команды силы, в действительные настройки, то есть в реальные действия. И именно вера в эти возможности, в их единственность, вера в наш здравый смысл и фиксирует нас в их спектре, в спектре разума, в именно этом спектре восприятия, в спектре этих возможностей действия. Мы не верим, что способны на что-то другое, на что-то большее, на что-то, находящееся за границами описания разума, за границами инвентаризации здравого смысла. Мы не понимаем, что находимся в замкнутом круге. Здравый смысл говорит нам, что возможно, а что нет, и мы, веря в него, воспринимаем и делаем именно то, во что верим, а, воспринимая и действуя лишь в соответствии с этим описанием разума, мы его же (это описание) и подтверждаем. Таким образом, наше восприятие и возможности действия оказываются ограниченными нашим здравым смыслом, то есть нашим описанием разума, которое становится для нас единственной реальностью. Извините меня за несколько специальную терминологию, но я хочу, чтобы те, кто уже читал Кастанеду, смогли разобраться в этом несколько лучше. То есть, если говорить другими словами, наше описание мира отражает само себя. Мы сами, своей собственной убежденностью в единственности этого описания, то есть своими необоримыми сомнениями в других возможностях, ограничиваем себя, фиксируя свое восприятие в том месте, где оно сейчас находится. Наша уверенность создает наш мир, а наши сомнения ограничивают его

Итак, я хочу сказать, что нет, практически, ничего невозможного. Любой из нас может действовать так же, как Иисус, дон Хуан или любой другой просветленный человек. Вся проблема в нас самих, в наших сомнениях, в нашем неверии в свои безграничные возможности. А причиной этого неверия является ограниченность нашего восприятия, ограниченность нашей энергии, которая (ограниченность) проистекает из той самой самопоглощенности нашего внимания, о которой мы уже много говорили ранее. Освобождая свою энергию из плена самопоглощенности нашей системы ценностей, из тюрьмы описания нашего здравого смысла, мы, расширяя спектр своего восприятия, начинаем фактически воспринимать нечто, находящееся за пределами здравого смысла, и замечать в себе грани, которые раньше казались нам немыслимыми. В итоге мы убеждаемся в том, что мы способны на нечто большее, чем привык считать наш разум. Итогом подобного расширения восприятия является настолько глубокое разрушение старой непрерывности прежнего описания, что человек выходит за его пределы и «попадает в ту область, где чудеса являются чем-то обычным».

Однако эта непрерывность прежнего описания может быть разрушена и другим способом. Это достаточно подробно описано в восьмой книге К. Кастанеды, и я не хочу повторяться. Скажу только, что если человек воспримет нечто, чему нет места в основополагающем порядке нашего самоотражения, нашего образа себя, то мир разума останавливается, наше восприятие освобождается от своих оков. При этом энергия нашего внимания раскрывается наружу, и эта дополнительная интенсивность настройки позволяет духу сдвинуть нас в совершенно другую область осознания. Я напишу об этом позже, когда буду описывать то, как это произошло со мной, когда я попал в «место без жалости».

Теперь мне бы хотелось коснуться другого аспекта веры, веры во что-то конкретное (или абстрактное). Когда меня самого спрашивали, верю ли я в бога, что часто бывало раньше, так как я много времени провел среди мусульман, которые молились по пять раз в сутки, то я обычно отвечал, что это им нужно верить, ведь они не уверены, они не знают. А мне верить не нужно, я знаю, знаю, что бог един и что он существует, вижу вокруг его проявления, хотя и не имею ни малейшего представления о том, что он такое. Никто, конечно, не понимал, что я имею в виду, но подобный ответ, казалось, удовлетворял их.

Конечно же, любая вера бессмысленна, ведь она предполагает определенность, определенность образа, определенность реальности. Однако нас окружает настолько непостижимая тайна, что говорить о какой-либо определенности невозможно в принципе. Тайна есть тайна, тут уж ничего не поделаешь. Мы, вследствие нашей ограниченности, просто не способны постичь истинную природу бытия. Об этой непознаваемой тайне источника постоянно говорит Кришнамурти, причем для меня самым красивым был момент, который описан в книге «Жизнь и смерть Кришнамурти». В то время он был уже очень стар, и люди, находившиеся рядом с ним, как-то вечером все вместе спросили у него, смогут ли они понять то, о чем он говорит, если будут очень стараться, прилежно изучать его учение. На что он спросил их, действительно ли серьезно они будут делать это, и они сказали, что да. Тогда он ответил, что если они действительно серьезно будут пытаться в этом разобраться, пытаться это понять, то они, конечно, поймут, но он сам — никогда. Как красиво, правда? Однако, по-моему, лучше всего это выражено в седьмой книге К. Кастанеды «Огонь изнутри»:

«Видящие объясняют процесс видения Орла (то есть силы) очень просто: так как человек составлен эманациями Орла, то ему нужно лишь возвратиться назад к своим собственным составляющим. Проблема возникает с человеческим осознанием, которое приходит в замешательство и запутывается. В решающий момент, когда должно иметь место просто признание эманациями самих себя, человеческое осознание вынуждено интерпретировать. В результате возникает видение Орла и его эманаций. Но в действительности ни Орла, ни его эманаций не существует. Уяснить же истинную сущность того, что существует на самом деле, не в состоянии ни одно живое существо».

Речь в этом отрывке идет о видении, о непосредственном восприятии энергии, то есть о максимуме того, на что мы (с точки зрения восприятия и осознания), способны, пока остаемся людьми. Дон Хуан говорит, что даже в этом случае осознание продолжает интерпретировать, и, как следствие, мы продолжаем пребывать в иллюзии. Мы просто не способны к постижению истинной сущности бытия. Что уж тут поделаешь? Это — факт, каким бы неприятным он ни был. А если это — факт, то о вере, как таковой, говорить совершенно бессмысленно. Любая вера — иллюзорна, она — лишь ограниченный образ, существующий в нашем уме.

Однако, спросите вы, как же тогда жить? Ведь в жизни человека возникает много ситуаций, когда ему необходимо связать себя с верой. В частности, следование по пути. Как же тут без веры? Совершенно невозможно. Однако у воина к подобного рода вере отношение совершенно особенное. Он не верит, он должен верить. Не знаю, видите ли вы разницу, но этот вопрос настолько серьезен на нашем пути к свободе, что я хотел бы остановиться на нем подробнее, так как много раз видел важность и сложность его понимания. Я бы сказал даже, что успех на пути изменения во многом зависит от ясного видения этой разницы. Вот цитата из четвертой книге К. Кастанеды «Истории силы»:

«…секрет воина в том, что он верит, не веря. Разумеется, воин не может просто сказать, что он верит, и на этом успокоиться. Это было бы слишком легко. Простая вера устранила бы его от анализа ситуации. Во всех случаях, когда воин должен связать себя с верой, он делает это как выбор, как выражение его глубочайшего предрасположения. Воин не верит, воин должен верить.

…Воин учитывает все возможности, а затем выбирает верить в ту из них, которая соответствует его глубочайшему предрасположению... Ты должен верить в это. Скажем так, без этой веры у тебя нет ничего».

Понимаете? Глубочайшее предрасположение. Когда мы осознаем, что не знаем, что мы ни в чем не можем быть уверены вследствие ограниченности нашего восприятия и осознания, вера невозможна. Она просто бессмысленна. Однако нам совершенно необходимо действовать. Вот тут и возникает то самое «внутреннее предрасположение» и позиция называемая «должен верить». То есть в этой ситуации для воина (воин — это тот, кто ведет битву с собственным «я», которое лишает человека его силы) остается лишь одна возможная альтернатива. Он взвешивает все возможности, а потом выбирает ту из них, которая соответствует его внутреннему предрасположению. То есть он верит, не веря. Никто не знает, что такое свобода, никто не знает, что такое третье внимание, являющееся конечной целью новых видящих, однако они продолжают идти к нему и действовать, потому что следуют своему глубочайшему предрасположению, потому что выбирают верить. Если я просто верю, я устраняюсь от анализа и не способен быть беспристрастным, а значит — адекватным. Я не могу этого допустить. Итак, я не знаю, но я читаю, скажем, Кастанеду и спрашиваю себя — мое ли это? Соответствует ли это моему глубочайшему предрасположению, выбираю ли я верить этому? Я задаю себе этот вопрос, понимая, что умру, что у меня только одна жизнь и что времени совсем мало. Зная о тайне, я взвешиваю и понимаю, что это может быть такой же глупостью, как и все остальное, такой же дорогой к смерти, но на данный момент мое осознание говорит мне, что это нечто, несравнимо более глубокое чем то, что делают обычные люди, намного более глубокое и всеохватывающее, чем все, что я до этого читал. И я выбираю верить, а, следовательно, действовать. И так как я не просто верю, а должен верить, то перед теми, кто просто верит, у меня есть значительное преимущество. Мои глаза остаются открытыми, я не нахожусь в рабстве догмы, в рабстве каких-либо идей или терминологии. Я остаюсь способным продолжать исследование и открывать новое, а это самое главное на пути к свободе. Например, я остаюсь способным читать и исследовать то, что говорит Кришнамурти, и в итоге прихожу к осознанию единства (и отличия) этих двух источников.

Я не знаю, уловили вы или нет то принципиальное отличие между «верить» и «должен верить», которое я хотел вам показать, но мне хотелось бы еще раз напомнить вам о его сути. Его суть в принятии нами того, о чем говорит первая заповедь или первый принцип правила для сталкеров. Она говорит о том, что «окружающий нас мир является непостижимой тайной». Поверьте мне, это именно так. Я видел это. Если вы когда-нибудь выйдете за пределы обычного восприятия, вы немедленно осознаете то, что я имею в виду. Эта непостижимая сложность бытия настолько велика, что говорить о какой бы то ни было определенности и смысле совершенно бессмысленно. Закончить эту тему я хочу еще одной цитатой из главы «Должен верить»:

«...мое неверие не имело больше никакого значения. Дон Хуан был прав. Долг верить, что мир таинственен и непостижим, был выражением самого глубокого предрасположения воина, без которого он не имел ничего».

Ну, вот вроде все или почти все, что я хотел сказать о вере. Не знаю, получилось ли у меня донести до вас то, что я хотел, но я старался.

Раздел