Лето
Этот этап наступает в жизни каждого, неважно идет ли человек своим путем или не видит этого пути в своей жизни и просто существует. Так или иначе, мы проходим в определенный момент точку не возврата. Откуда предопределенность нашего существования становится все более явной и, несмотря на обычные для всех сомнения и метания, каждый движется к своей цели или бесцельному забвению.
Этим этапом стала для меня северная аномальная зона, на карте — безвестная высота, затерянная среди болот и скал Карелии. Это место оказалось сильнее любого другого из ранее мною виденных, но главное даже не в этом. Важнее всего, что сила этого места вошла в мой внутренний мир, в резонанс моего развития и просто в один момент позвала к себе. Чтобы открыть свои тайны, раз и навсегда изменить, подарить новый мир, полный внутренней свободы. Который, в общем-то, тот же что и у других людей и так же доступен для них.
Случилось то, что должно было случиться, и на пике белых ночей летом 2003 года я стал участником экспедиции в аномальную зону Карелии.
***
Мы ехали без проводников. Иногда останавливались и спрашивали дорогу у местных жителей. Они разительно отличались от городских жителей, особенно старики. Поразила меня одна бабулька. Улыбаясь, она подробно объяснила дорогу. Ее глаза при этом говорили о внутреннем понимании, и казалось, она знала про меня все. Кто я, откуда, куда еду и зачем. Было ощущение того, что она знала про меня больше меня самого.
— Езжай, езжай, тебе туда. — Провожала она с улыбкой. Чуть было не добавила — тебя там ждут. Но я, по крайней мере, так понял, прочел с ее глаз.
Впрочем, такое понимание редко для людей молодых и среднего возраста. Здесь они, как и везде извечно обеспокоены вопросами своего выживания и поисков средств на любимое зелье.
Заблудившись в последней деревне, я подъехал к группе пацанов на велосипедах. Судя по одежде и лицам — городские, приехали на каникулы.
— Слышите пацаны, как нам на Минометную проскочить.
— А мы и не знаем такой местности.
— Ну, как же вот, — я показал им лист карты и ткнул пальцем в нужную точку.
— А, так вам на Смертуху надо. Это вон туда, налево, поехали проводим.
Я поехал за ними. Смертуха — ну и ну!
Дальше мы опять ехали наугад. Что помогало разобраться в хитросплетении лесовозных дорог? Ведь карта так не похожа на местность, хотя и является ее отражением. И в очередной раз, останавливаясь перед развилкой, не обозначенной на карте, я задавал безмолвный вопрос и получал ответ в своем сердце. Да, сердце загоралось огнем и немыслимым образом тянуло в нужную сторону. Гора действовала на нас уже давно, от самой Москвы, но теперь, когда до нее было совсем близко, ее сила воспринималась непосредственно всем телом. Она звала нас. Поэтому быстро и без всяких проблем мы оказались перед развилкой дорог огибающих нужную возвышенность с двух сторон. Тут же шумела перекатами речка с темной водой.
Отсюда с мостика Гора была уже хорошо видна, но еще сильней чувствовалась ее сила, непривычное давление на верхнюю часть тела. Частота аномальной зоны входила в резонанс с верхними энергоцентрами — четвертым в районе сердца, пятым — горло, и шестым в области лба. Мы эти центры называем цифрами, проще и привычней, а у индусов будет — Анахата, Вишудха и Аджна. Семь энергоцентров — семь нот октавы человеческого энерготела, это основа и здесь в пространстве энергий это ощущает каждый.
Обычно четвертый, пятый и шестой работают у человека не в полную мощь. Основной резонанс нашей жизнедеятельности проходит на нижних уровнях, редко поднимаясь выше третьей чакры Манипуры. В общем-то, мы и живем в агрессивной реальности, где всё на власть силы и денег. Поэтому такое давление, по меньшей мере, дискомфортно для человека. В таких местах силы люди испытывают головные боли, тошноту, потерю аппетита и нарушение сна. Так идет чистка всего организма и активация энергии высших чакр. В дальнейшем может происходить разгонка видения, люди «случайно» попавшие в эти места, могут видеть картины, смысл которых часто остается не доступным для них. Стоит ли говорить, что такие места находка для воинов древности. Места обретения силы и знаний современными людьми избегаются и считаются аномальными зонами. Ведь мы знания ищем в книгах, а силу в грохоте металлических монстров.
Гора развернула меня, как будто волшебные невидимые нити притянули мое сердце к ней. Я вошел в транс и уже не слышал монотонный писк бесчисленного множества серых кровопийц, нашедших свою добычу — изнеженные тела городских жителей. Я не видел ничего кроме сверкающей полосы заката над лесом, сейчас энергия заходящего солнца разгоняла силу Горы, и все мое тело жадно впитывало эти потоки. Я весь покрылся мурашками, холод пронзил грудь, потом жар, потом опять холод. Так продолжалось несколько раз.
Стоя на деревянном мостике развернувшись к Горе, я видел, ощущал всем телом немыслимый Путь, это движение по лезвию ножа. Тот, что абсолютно не постижим для человека, просто не возможен, настолько он близок к его смерти. Но именно так яркими красками вспыхивает жизнь целостного существа. На этой грани мы пожинаем плоды победы над своим Я, косным существом с дурным наследием и социальной грязью. Здесь мы живем и не живем, на границе жизни и смерти в полном самоотречении ярко горит звезда истинного Я.
***
Я очнулся и пришел в себя, внутри почувствовал небывалый подъем и чистоту. Как будто и не было позади бессонной ночи и суток за рулем. Сил было много, а спать и есть не хотелось вообще. Мы поехали дальше.
Волк с двумя спутниками выехал накануне и уже находился где-то впереди. Действительно, проехав еще немного, мы нашли их лагерь недалеко от дороги в крутом изломе реки.
Суточное пребывание на месте силы уже дало знать. Лица знакомых мне людей изменились, и еще с дороги из кабины фургона, встретившись глазами с Сергеем, я понял, что здесь происходит нечто. Оба они, в миру Сергей и Андрей, здесь Медведь и Химик, были немногословны и глубоко погружены в себя. Печать этого места уже коснулась их, они были совсем не теми живыми людьми, которых я знал в городе.
— Как дела? — спросил я у Медведя.
— Нормально. Волк открыл нам мир, ходим, смотрим. Химик вообще туда с головой втянулся. Видишь, какой он странный.
Я посмотрел на Андрея, неотрывно смотрящего в огонь. Да, действительно странноват.
— Ну и как, интересно?
— Интересно, не то слово. Я тут походил с Волком, поговорил и понял, его мир действительно большой. Причем он раскрывается все шире и шире. Вот смотри туда между деревьями, женщину в черном видишь?
— Серега, ты меня удивляешь! — я решил отшутиться. — Ну откуда здесь в Карелии черные женщины.
— Смотри, смотри, видишь, ходит.
Я начал смотреть в пространство между деревьями, очертания деревьев, кустов и веток стали нереальными, и через какое-то время я действительно увидел черную тень похожую на очертания женщины, укрытой шалью.
— Увидел, вот и мы смотрим на нее и думаем, а чего она здесь ходит, может ей надо чего.
— Надо, надо, мяса свежего хочет, ну и крови попить.
Шутки шутками, а видение расходилось сильно. Со всех сторон я видел струи прозрачных переливов. Все вокруг нас и лес, и камни, поросшие белым мхом, и замшелые пни, все было живым. Все вокруг радовалось тишине белой карельской ночи и играло яркими переливами. Окружающий нас мир был прекрасен и опасен. Он притягивал и отталкивал. Он восхищал и поражал, настолько, что хотелось спрятаться, уйти от его великолепия. Например, поспать, по привычке убить окружающую красоту до утра. Нет, так не пойдет, здесь место поломать свои распорядки, и северная белая ночь — не время и не место, чтобы просто спать.
Как прекрасны июньские ночи на Севере, может знать только тот, кто был и видел. Когда горит багрянцем горизонт, раскрашивает немыслимыми красками легкие облачка в прозрачном голубом небе, где поблескивают звездочки, а с другой стороны осторожно появляется тонкий серп луны. Комары опустились вместе с вечерней прохладой. Тихо и спокойно, только кукушка без устали отсчитывает чьи-то года. Тело расслабляется и само собой начинает дышать глубоко, наполняясь ароматами, какие могут быть только на севере. Это ароматы мхов, ягеля, брусники, хвои, багульника, и множества других запахов тайги. Все они дают тот неповторимый оттенок летнего Севера, из века в век просветляющего и наполняющего каждого, пришедшего сюда, необъяснимой любовью и тягой к этим местам. И безответной радостью возвращения. Стоит только вдохнуть и понять: да я здесь и я есть.
| Белая ночь Опустилась безмолвно на скалы, Светится белая, Белая, белая ночь напролет... И не понять — То ли небо в озера упало, И не понять — То ли озеро в небе плывет... |
***
Мы поднялись на сопку по лестнице старательно выложенной из камней. «Героям партизанам от комсомольцев Суоярви» — прочитал я надпись на железном памятнике с красной звездой.
Смерть предъявила свои права и на это место. Не случайно, что именно здесь погиб партизанский отряд в годы финской войны. Немыслимо, но и в этом месте, где все наполнено жизнью, приходиться думать и вспоминать о смерти. Но она всегда рядом, идет вслед, вплетаясь в немыслимый узор мироздания, даря всему живому миг осознания, да и саму возможность жизни. Ярким светом горел горизонт, солнце, скрывшееся за ним, шло по самому его краю, и постепенно багрянец заката все больше переходил в золото рассвета нового дня. Который непременно должен подарить нам частицу нового знания. Здесь иначе и быть не могло.
Моя спутница — питерская лиса Наташа, как и положено по тотему хитрая, все пыталась достать вопросами. Но видение — это видение, а люди здесь быстро становятся другими, такими какие есть, я еще раз убедился в этом скользнув по ней боковым взглядом, но как всегда решил остаться умным.
— Спросить о видении, рассказать о нем значит остановиться в нем навсегда, зафиксироваться.
Чтобы видеть надо течь, струиться спокойно и согласованно во всеобщем ритме. Вот посмотри на этот пень — он живой. — Я указал на пень позади нее, который и вправду удивил меня интенсивностью свечения полупрозрачных струй.
— Какой, этот? — спросила она.
— Этот, этот.
— Да, и вправду мощный пенек. — Мы столпились вокруг него. Но свечение непостижимым образом стало угасать, зато теперь также интенсивно засветился другой пенек позади нас.
— Все взаимосвязано, — коронная фраза Медведя, объясняющая все, что угодно.
— А вот мы немного не в ритме. Слишком агрессивное внимание, — добавил я. — Самая большая тайна кроется в том, что этот общий ритм есть, он связывает все, да и мы его слышим, но разумом своим не осознаем. Чтобы осознать, надо всю разумную деятельность пресечь, стать выше ее и тогда понять.
— Что? — не унималась Наташа.
— Например, то, что мириады Вселенных существуют благодаря этому маленькому камушку на дороге. — Я поднял с дороги маленький осколок гранита. — Так же, как и он существует благодаря им. Он наделен великой силой, благодаря нему существует мир. Возьми его себе.
— А этот? — взяла она другой камушек.
— Да и этот, пожалуй, тоже.
— А что дальше? — не унималась Наталья.
— А дальше ничего, надо ждать, когда проснется Волк, именно он словам предпочитает действия. Он маг. Хотя, что будет дальше, не знает никто, даже он сам.
***
Учитель проснулся вместе с нами. Спать долго здесь нельзя, я понял сразу. Место очень сильно скачивает и требует полного внимания и осознанности.
— Привет, ребята, доехали?
— Ну, куда же мы денемся.
— Здесь все нормально, место работает выше крыши. Дождемся Орла и в путь. Надеюсь не в последний.
— Все так мрачно? — спросил я.
— Это сила, брат, и что там будет, никто не знает. Орел был там пару раз, он и расскажет. По крайне мере, его это место уже приняло, и он может провести туда еще кого-нибудь.
— Ребят, лагерь для народа надо разбить в другом месте. Шаман племени должен жить отдельно. Они скоро приедут, займитесь этим.
***
После завтрака мы сели в фургон и поехали искать место, но ничего лучшего, чем развилка дорог у возвышенности, мы не нашли. Тем более, что это место указала глухарка с цыплятами. Долго ходила кругами, тревожными криками собирая своих птенцов.
Оставшееся время пролетело быстро, и вскоре покой и безмятежность были нарушены шумом и гамом прибывших остальных участников экспедиции. Они приехали из разных городов, и ритмы долгой дороги, эмоции встреч и знакомств явно не резонировали со священным покоем Смерть Горы. Тем более своевременной стала яркая речь Орла. Он говорил в лучших традициях, просто и доступно, с карельским колоритом и не без распространенных идиоматических выражений и пауз для усиления эффекта.
— В вас нет ничего, вы ноль, нейтро. Вы прозрачны для любой негативной энергии… Здесь же есть нечто, что способно вас изменить. Здесь все живое и все работает. Это сила. У нее не всегда бывает хорошо с чувством юмора. Помните, что культуру жертвоприношений саами еще никто не отменял…. Это сила, и чтобы работать с ней, нужно измениться иначе все это превратиться в простой туризм… Поэтому минус понты, минус гордыня и полная нейтраль внутри. Первые несколько дней вы будете просто адаптироваться.
— И сколько же нам ждать? — спросила одна из женщин с несколько нездоровой активностью.
— Сколько придется. Кстати присутствие женщин в этом месте будет чистым экспериментом. Обычно их приводили сюда только в виде жертв.
— Ну, Володя, ты уж совсем решил нас запугать.
Атмосфера, царящая в новом лагере, разительно отличалась от таковой в лагере учителя, и я машинально окрестил их лагерем живых и лагерем мертвых. Там тишина и покой, тихое бормотание Химика, короткие и редкие фразы, полные внутреннего смысла, но часто просто непонятные. Чтобы понимать, надо видеть. Здесь же пока все похоже на обычный туристический лагерь — стук топоров, закипающие котелки с чаем, посиделки вокруг костра. Глядишь, и гитара в ход пойдет:
| Милая моя, солнышко лесное, Где, в каких краях встретишься со мною? |
Насвистывая песенку, я двинулся вслед уходящему Орлу:
| Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены, Тих и печален ручей у янтарной сосны, Пеплом несмелым подернулись угли костра, Вот и окончилось все расставаться пора. |
Орел, молодой вождь племени, его не проведешь, он уже понял мое настроение.
— А поехали к Волку, мертвой водички попьем, пошаманим малость? — сказал он.
— Нет проблем! — Орел притягивал меня и отталкивал. Он был полон силы здешних мест, настоящий хозяин положения. В любой момент его сила могла приобрести агрессивные тона, но он учил, и это нельзя было не понять.