Рассказ Орла
Поехали мы, значит, в горы, едем, едем. Дорога горная туда сюда поворачивает. А потом вообще никак, дальше пешком пошли. А там типа кордона пограничного, что-то такое.
— Там граница с Киргизией недалеко, — прервал начало колоритного повествования Волк. — Там ваххабиты часто ходят по горам, постреливают. Поэтому узбеки на всех дорогах погранцов расставили.
— Ну и эти погранцы местные ничем не лучше. Подходим мы к ним, а они по-русски вообще никак не говорят. Кирдык курдум и все такое. Я смотрю им в глаза, а там ничего, пустота и все. Полная нейтраль. Так у них еще и калашники висят. И я понимаю, что им нас сейчас хлопнуть, это вообще нечего делать, и даже выражение лица не изменится, так и останется на полной нейтрали.
Стою я, на них смотрю, сам уже на полной измене, а они что-то пытаются до меня донести. Ну, а я чего? Молчу. Учитель им тоже чего-то втирает на местном диалекте. Я думал уже все. Нет, вроде договорился, пошли дальше. А мне уже как-то не по себе. Спускаемся вниз в ущелье, а там речка течет. А меня к воде тянет.
— Там речка только в одном месте сильная. Серебряная вода. Псориаз, грибок вылечивает. Я как раз туда тебя и отправил.
— Отправил меня вниз, а сам наверху остался. Ну и говорит, иди, смотри речку, там уже другая реальность. Иду и начинаю понимать, что расстояния, которые я видел не те. Все вообще по-другому. Я подошел к воде. Разулся, зашел в воду и говорю те слова, которые, очевидно, должен был сказать. Я понял одно: Вода моя, я с ней, я с Водой. Ну, тут у меня пошло, Карелия, все такое. Я про себя говорю, как меня вставляет. Стою и слышу бах, бах. Выстрелы, значит. Я думаю, душманы, Он говорил, что здесь их полно. Я смотрю наверх, учителя вижу, вроде до него не далеко, я ему ору, но он меня не слышит.
— Нет звука, так и есть, — добавил Волк.
— Я начинаю понимать, что звука нет. Помнишь, как у нас, когда мы с тобой шли с культа летом, звука не было вообще. Все нет звука, барьер, стена. Он орет, я слышу. Я ему, он — ничего. Я выбегаю к нему, вижу вообще все, вижу волков, все вижу. Я смотрю наверх, и это было зряче.
— Верь глазам своим, не верь ушам. Верь глазам своим, кто рассказывает, не верь.
— Я уже сейчас понял, не надо было напрягаться, просто смотреть. Орел летит, потом еще один, два орла летят. Я понимаю, что это посвящение, я — Орел. Два орла летят. И я вижу, и я не известно где, и мне все равно. Тут он меня за руку берет, в машину сажает, и мы уезжаем.
Дальше приезжаем в ущелье, там озеро. Ночь уже. Я такого не видел никогда. Я могу рассказать, что я видел, потому что я видел. Эти горы, они все разные, ощущение такое, что ты сидишь в бочке.
— Место силы. Я тебя привез на место силы.
— Я начинаю видеть движение планет по отношению к светилу. И движение Земли начинаю ощущать. А Волк говорит, что мы тоже движемся в этом ритме. Он говорит, и я начинаю видеть, как это происходит. Ощущаю, как мы движемся. Мы не привыкли понимать, что живем в этом движении. И я вижу звезды, взаимосвязано все. Ну а тут луна вышла, женская энергетика пошла, извиняюсь за выражение. А я тогда не дружил с женской энергетикой, не понимал женщин. Я жил тогда, как вы сейчас живете. Женщина и женщина, я не знаю, как думать о женщине, если вообще не знаю как. Я смотрю на Луну, и чихать начал. Волк посмотрел на это дело и говорит — аллергия на луну. Типа негативное отношение к женской энергии. А потом все изменилось. Я Луну увидел, как она есть. Все понял сразу, что такое мать-земля, женская энергия. Любовь пошла. У меня с того раза вообще отношение ко всему изменилось.
— Да, а сколько тебя еще потом колбасило, когда ты у меня в ванной отмокал. Параллелка, Дима, вещь очень серьезная. Полный экстрим, и весь на голову. Не каждый сможет ее нормально воспринять и не тронуться. Но это и уровень уже серьезный. Все это маг. Он видел другой мир, прошел через него и вернулся. Если сможет открыть другую реальность еще раз сам, еще раз пройти и опять вернуться, это уже следующий уровень. Это уже трудно. На этом уровне остановились многие магические традиции. Работа с реальностями на физическом плане. Полное или частичное наложение на наш мир одной или нескольких реальностей. Все это очень круто, но для меня уже не ново, поэтому я и иду дальше к матрице Абсолютной Свободы.
В ту ночь еще было много всего. Сила была не просто рядом, она была с нами. А мы были гостями на ее празднике, и было весело, хотя крутило и вертело не по-детски. Раскатистые удары бубна и праздничное пение варгана. Орел вновь произносил свое заклинание. — Быть самим собой, без масок, самим собой.
А я вновь бежал в кусты, меня вновь выворачивало под его аккомпанемент. Или я был солистом под его варган.
— Давай, давай, Дима, еще. Ты еще не все понял.
— Я понял, я все понял! — кричал я, откинувшись на сырой мох, и был при этом совершенно счастлив. — Я все понял!
Меня крутило, поднимало вверх, и вновь я падал вниз. Сила играла со мной. Я чувствовал ее. Хотелось еще и еще, чтобы этот кайф был вечным.
Ветер ходил кругами, а в расчистившемся небе появились звезды. Вышла луна…
Утром я был совершенно другим человеком. Другой стала и погода, оставляя надежду, что мы нашли резонанс с местными силами. Ведь погода в аномальной зоне не поддается управлению. Солнце сияло, как и было обещано, наполняя светом красу карельской осени. И к безумному сочетанию ее цветов добавлялся небесно голубой северного неба.
Другим человеком проснулась и Татьяна, как и не бывало следов ее вчерашнего опыта вне ума. Зато все следы очищения и свежести, что хорошо различимы на лице немолодой женщины.
Волк с утра был при параде — в туфлях из кожи аллигатора и дорогом спортивном костюме. Он никогда не стоял на месте, в каждый миг общения становился другим:
— Видишь, Дима, а ты вчера волновался за Татьяну, а все более чем хорошо. Даже я не припомню таких быстрых и глубоких результатов. Не надо бояться ничего в своей природе, но только если это в твоей природе. Пройди через всю свою грязь, через все свое безумие и ты станешь другим человеком, самим собой и обретешь целостность.
— Да, об этом многие писали, путь знания и безумие неразделимы, но воин всегда найдет возможность остаться осознанным.
— На счет сумасшествия на пути знания, я могу рассказать один анекдот.
Анекдоты учителя — это отдельная тема обучения. Он никогда не рассказывает их просто так, и часто смысл рассказанного им анекдота или истории доходил до адресата спустя много времени, даже нескольких лет.
— Сидят на кухне Задорнов и Якубович. Пьют. Много пьют, давно уже. На улице лето, жара, скучно им. Задорнов и говорит: «Слушай, у меня тут лыжи есть, давай покатаемся, кто быстрей до первого этажа по лестнице спуститься». А тот, делать нечего, ну давай. Надели лыжи, вышли на площадку и помчались на перегонки. Якубович вышел вперед, летит на лыжах вниз, а навстречу женщина с сумками поднимается. Тот в суматохе, да и с пьяных глаз ее сбивает. Женщина падает, и что-то себе ломает. Ну, лыжники, понятное дело, перепугались, не их профессия — людей калечить. Вызывают шофера и отправляют дамочку в Склиф. А сами назад на кухню продолжать банкет. На следующий день, как водиться, похмелье, ну и вспоминают: «А помнишь, мы вчера на лыжах катались? И вроде женщину задавили». Вспомнили и помчались к ней в больницу, извиняться. Накупили мандаринов, апельсинов, цветов. Приехали. Доктор смотрит на них с глубоким пониманием сути вопроса, но говорит вещи вообще интересные: «Мы вашу дамочку вчера в Ганнушкина отправили. Переломов у нее нет, а шизофрения ярко выражена. Вчера пришла в себя и говорит, меня Якубович с Задорновым на лыжах сбили. А на улице июль. Я даже к психотерапевту не стал ее отправлять, сразу психиатричку и вызвал».
Реальность Пути Знания не стыкуется с нашей иллюзорной никак. И даже противоречит всем нашим отчаянным попыткам собрать мир. Но это не сумасшествие, это стремление видеть вещи такими, какие они есть. И в этом ядро космоэнергетики — простого искусства, быть человеком.
В тот день мы получили задание — настроится на поднимающие энергии Минометной сопки. Почувствовать в себе способности к реальному полету. Уроки третьего дня были настолько разнообразны, казалось, что день растянулся, чтобы вобрать всё. И сейчас, воспроизводя прошедшие впечатления , я вновь задаюсь вопросом: неужели все это произошло в один день?
Там наверху все было живым. Буквально все. Камни с узорчатыми разводами лишайника. Замшелые пни. Седой ягель, отсвечивающий в солнечных лучах пепельно-голубым. Все было наполнено силой и радостью бытия, это место дарило именно такие настроения. Солнце, как будто, старалось отличиться за долгое вынужденное отсутствие. Но и в солнечном свете, сказывалось влияние аномальной зоны, плотных слоев земной энергии. Здесь солнце сияло, его сияние покрывало значительную часть неба, и в нем растворялся сам солнечный диск. Но глаза, уже адаптировавшиеся к местной энергии, спокойно воспринимали это белое сияние, а где еще можно смотреть прямо на солнце.
Какое-то время я просто ходил по вершине сопки, настраиваясь на ее потоки. Нашел большое костровище, о котором рассказывал Он. То, что осталось от костра, запустившего культ. Подумать только, правильно разожженный костер открывает целую цепь соответствий в тонком мире и вызывает столь мощный резонанс. Культ неба. Когда граница двух миров становиться явственной и отражается на небе.
Сопка действительно обладала мощной поднимающей энергией. В этих потоках все вокруг существовало в единой взаимосвязи. И даже замшелый пенек неподалеку волнами испускал полупрозрачные струи. Он тоже был живой, и тоже проводил потоки земли. В этих потоках человек оживал и чувствовал сильную, естественную, но многими забытую радость жизни. Я походил по сопке и вскоре нашел место, где поднимающий поток чувствовался особенно сильно. Взял березовый шест, перенес вес на руки, полностью расслабился и закрыл глаза. Теперь тело было во власти поднимающихся потоков земли. Я почувствовал сильное наполнение груди и раскрытие всех энергоцентров. Потом все тело настроилось на поток и наполнилось. Самосозерцание приостановилось, а пришел я в себя оттого, что начал терять равновесие. До этого я стоял на трех точках опоры — на ногах и шесте, а теперь только на шесте. Тело оказалось плавно подброшенным наверх.
Сейчас и в последующих опытах я не мог уловить эту границу перехода, как и осознание того, что большая часть массы тела оказывается поднятой вверх. Да мне этого и не надо было. Меня захлестнули чувства, спящие в сердце каждого из нас. Сейчас, когда сердце было открыто, я ощущал радость и любовь к миру, и нечто большее. Реальность Всемогущего Творца. Чувства, что позволяют воспринять любое чудо как нечто само собой разумеющееся. Это место, которое люди боятся как чумы, было его домом. Это была Его Кузница Свободы.
Я долго приходил в себя, точнее сказать долго искал нового себя. Потому что даже этого небольшого опыта было достаточно для необратимых изменений, снятие очередных запретов и обретения новой свободы. Поиски нового Я происходят здесь постоянно. Каждому приходиться распрощаться со своей надоевшей личиной, чтобы, пройдя через серию внутренних потрясений, найти нового себя. Зона испытывает отважившегося на проход постоянно. Я же чувствовал себя готовым к новой серии испытаний.
По дороге, идущей внизу мимо сопки, шла Ольга, не быстро. Наверное, успею спуститься и поговорить с ней, подумал я и начал спускаться. Когда спускался, я потерял ее из виду, а оказавшись внизу — никого там не увидел. Просто мистика. Дорога хорошо просматривается в обе стороны, слева непролазное болото и речка, справа сопка, с которой я спустился. Ольги не было. Я не знал, что и думать об этом загадочном исчезновении.
— Ты еще не понимаешь, что здесь происходит, — сказал Волк после моих тщетных попыток описать происходящее. — Дима, ты не видишь миров, ты не выходил в параллелку, правильную. Как я или Орел. Только тогда ты сможешь понять, что здесь происходит. Когда мы приехали сюда первый раз, я просто ушел. Племя меня не видело вообще. Я вычислял место. Когда мы ехали во второй раз, я уже примерно знал, что произойдет. И сейчас знаю. А сейчас я хочу получить информацию, что будет зимой на культе Волка. Если получим, то поедем, а если нет — зачем ехать? Мерзнуть только. А тебе пока еще предстоит понять, что здесь все-таки происходит.
Тем временем из открытых дверей машины понеслась медленная монотонная музыка с сильной скрытой вибрацией, сразу переходящей во внутренний гул. Музыка мгновенно находила внутренний резонанс, причем не только внутри нас. Все окружающее нас пространство схватывало мелодию и усиливало ее. Мелодия настолько сильно подходила для аномальной зоны, что продолжала звучать, даже когда музыка в машине была выключена. Гора вообще хорошо вбирала и резонировала звуки, а эта музыка была ее. Рожденная в самом ее центре. Казалось, что этот гул, резонирующий по низу живота, идет из самых недр Земли.
Это была Песня Орла. Величественная и могучая, раскрывающая безграничные горизонты сердца.
— Закрыть глаза. Не думать ни о чем. — Орел начал сеанс для двух учениц. — Просто стоять. Если вы думаете, как вы стоите, как вы дышите или вообще о чем-то, значит, вы думаете. Всё, вас нет, ничего нет, просто стоять, просто дышать. Не думать ни о чем.
И раскатистый удар бубна, отозвавшийся во всем теле. И еще один, и все тело в одно мгновение сжимается и вновь расширяется. Причем в первую очередь это касается, конечно, энергетического тела. Удары бубна становились все чаще и ритмичней. Мой взгляд упал на варган в раскрытом чехле. И вот я, поймав общую вибрацию, становлюсь участником спонтанного действа. Слишком весел и открыт мой варган сегодня. Это мелодия сердца и она звала, будила и звала.
Волк, бегущий с севера. Орел, летящий с востока. Медведь, приходящий с юга. Ворон, летящий с Запада. Великое пространство, я открываю.
Мы все в плену, и разговоры о свободе всегда лишь только разговоры. Сама свобода вне всего. И человек, обреченный на выбор и борьбу, уже заведомо не волен. Свобода вне любого выбора и вне любой борьбы. И даже если битва эта за свободу. Снимая множество запретов и ограничений, мы освобождаемся, но лишь частично. А полная свобода нас опять страшит. Но, настало время снять ошейник.
Все люди от рождения рабы. Собаки на цепи. Согласные за миску громко тявкать. И чтобы в ночь холодную хозяин обязательно забрал бы их в свой дом. Поэтому они боятся воя волка. Не потому, что волк сильней, а потому что он свободен.
— Свободная матрица — это Господь. Его воплощение, не важно волк или медведь, орел или журавль. Свободная матрица — это Бог. Поэтому и говорят, что животные твари божьи. И шаманизм, и все культы древности имели свое отражение в виде животных — тотемов. Это поиск свободной матрицы. А человек — раб от рождения. Нас разводят и пасут, нашей энергией питаются, а после смерти нас повторяют вновь, чтобы вновь от нас питаться. И наступление бездумного человека на дикий мир, есть разрушение последних бастионов мира Бога, его свободы.
Эти слова позволили мне вновь пересмотреть свой взгляд на шаманизм и культы древности. Или это еще одна искра, брошенная в лед.
Все собаки на цепи. Нет людей свободных. И так уже давно, быть может десять тысяч лет, а может и еще больше. Нет матрицы свободы в мире человека, просто нет. Да были святые, были великие Учителя. Но сколько искажений, сколько раз переврали их учения. Приспособили под себя, под текущие моменты бытия, под свою суету. Не донесли их истинный свет. Не донесли. Искал я матрицы свободы долго в мире человека, но нет, не видел, все искажено. Поэтому нет в мире человека у нас учителей. Нет имен, мы сами. Ведь я не спорю, что были и есть, знали и умели, владели великой Силой и разделяли страсть Творца к мирозданию. Но стоит мне назвать их имя, как обрушится поток пустых интерпретаций, мнений, ожиданий и прочего всего, что не имеет никакого отношения к истинному свету их знаний. Поэтому я и молчу.
А животные, они здесь рядом, они всегда такие, какие есть. Их матрицы вечны и также мимолетны. Они молчат и постоянно с нами говорят. Они ведь знают больше и говорят для тех, кто может слышать. Они лучше людей и никогда не врут, они создания Бога. Их мир чудесен, хрупок, но и вечен, они уйдут и возродятся вновь. Они свободны и впереди у них вечность, они, кстати, об этом знают, поэтому лучшие из них спокойно принимают смерть и жертвуют собой. Жаль, нам это ничуть не дарит осознания. Их не возможно переврать, унизить, возвеличить. Они рядом и просто есть, они свободны как сама Свобода. Но некоторым этого мало, и диких зверей они тащат в свой бездушный мир. Ты видел глаза волка в клетке? Лучше не смотри, зрелище не из легких.
— Много разговоров о свободе, но это абстрактная тема для большинства. А для меня это тема вполне конкретная. Потому что я сам получил достаточно для личной свободы. И ты это знаешь по моему образу жизни. Мне не надо ничего, ни славы, ни денег, ни почестей. Все это сполна получают некоторые из моих бывших учеников, ты их знаешь. Некоторые из них стояли со мной у истоков космоэнергетики, но куда все ушло. Они, как и я пошли по пути освобождения, но, получив способности и силу, они попали в более серьезные капканы, чем были раньше. А я ведь их предупреждал и до последнего не сбрасывал со счетов. Но куда им меня слушать. Кого-то заманили деньги, а кто-то попался и на Я. И мнят себя не меньше, чем новым Мессией, спасителем человечества. Не меньше, чем вторым пришествием Христа или грядущим Буддой. Путь первых прогрессоров космоэнергетики, моих первых учеников знаковый. Нельзя использовать в работе энергии денег и страха, а они используют. Рано или поздно, энергии просто размажут их. Ведь ты же не знаешь историю Равиля. — Ну кто же не знает самого известного в России космоэнергета?
— Ты знаешь только то, что на поверхности. А я знаю все и вижу наперед, как все будет. В ней много поучительного в этой истории, много смысла, я ну кому бы не советовал повторять столь блистательный взлет, за ним падение в бездну.
Великие, учителя учителей всегда были в тени. Мы не святые, мы люди, просто люди, но умеем, кое-что и знаем как. И это надо понимать. Живи достойно, как Сила твоя скажет, и будь осознан. Такая вот Благая Весть.
Здесь идет эволюция, поиск матрицы вечной свободы, она есть. Стоит найти, осознать, все ты Бог и даже больше, ты просто есть. Ты вечен, ты везде, ты всё. Вот что я ищу, Абсолютной свободы, и я знаю как. Как стать свободным в этом мире, уже сейчас. Найти себя, обрести утерянную Душу, это лишь слова, не способные передать все, о чем я говорю. Я знаю, как собаке снять ошейник и стать волком. Хотя бы понять, что ты не ангел с крыльями в темнице мира, а собака на цепи, и осознать, что у тебя ошейник! А, ты ведь чувствуешь.
Я чувствовал уже давно, лишь только он начал говорить, и пошла особая настройка. Я почувствовал сильное давление на горле, ошейник ожил и начал душить меня. И ощущения эти были более чем явственными и четко перешли на физический план. Да и говорил он теперь не так, как обычно. Его голос стал низким, глубоким, с естественной хрипотцой. Он был глухим и наполненным, каждая фраза и даже паузы несли мощную настройку такого говора. Я поймал ее, как спокойное и очень наполненное движение воздуха из глубины легких, самого низа живота. Там же резонировала и музыка Орла, и другие настройки аномальной зоны. Это был ее ритм, глухой зов ее недр. Как только я поймал этот ритм, ошейник перестал меня душить, и у меня появилось ощущение, что я проснулся после длительного сна.
Потеря настройки и вновь ошейник и борьба с ним от головы, типа уйди и всё тут. Это бесполезно, он сильнее и умнее, весь наш мозг в его власти, поэтому акция мишки против меда несостоятельна. Но стоит пойти настройке изнутри и вновь он отступает. Так будет до тех пор, пока не перестроится сознание. Целостность энерготела определяется целостностью сознания. А сознание — это программа, и целостных, свободных в нашем мире действительно нет. Среди бесчисленного информационного хлама, произведенного человеком, можно найти все что угодно, кроме программ свободного сознания. Они были, но просто потонули на свалках человеческой информации. Или кому-то было выгодно их убрать. Опять прав Волк. Всегда прав, как бы не хотелось верить ему — так спокойней — он прав, ты это понимаешь, и от этого никуда не деться.
— Дима, все наши разговоры о мире летунов, параллельных мирах, не просто так, все это имеет серьезный и практический смысл. Мы знаем все это не понаслышке, не прочитав в книжках Кастанеды. Мы видим это своими глазами. Верь глазам своим, не ушам, а глазам. Нас разводят, как кур и пожирают. Не потому, что они такие гады. Так устроена Вселенная, от этого никуда не уйти. Корова ест траву, потому что она корова и ест траву. А мы едим коров, доим их, потому что способны на это. Также и существа тонких миров, умнее нас, поэтому считают возможным пожирать нас. Они просто могут это делать. Они разводят нас и вырастили уже не одно поколение, себе на корм, это так и от этого никуда не деться. Этот мир для воинов, только для них. Потому что с воином эти твари ничего поделать не смогут, он становится с ними на одну ступень. И они начинают его уважать, считать за равного. Ведь они не агрессивны, просто таков их способ питаться, как не агрессивна корова на лугу, но травку все же ест. Вселенная открыта и не враждебна ко всякому, кто отказался от страхов, чист и целостен.
— А как выглядят летуны?
— Они маленькие, даже напоминают каких-то диковинных зверьков. Но это ядро их существа. В случае чего, эта матрица может раздуться до немыслимых размеров. К ним ни в коем случае нельзя проявлять агрессию, тогда все, конец. Или крыша съедет или просто умрешь от страха. Они легко идут на контакт, если ты откроешь их мир. Постепенно их становится все больше. Дело в том, что они не привыкли к человеческому вниманию, ведь их никто не видит. Стоит открыть их мир, и их становится больше, им интересно. Не каждый вышедший в их мир сможет удержать нейтраль, просто не замечать их. Вести себя как обычный человек, как будто их нет. Некоторым это удается, и они видят их всегда.
— А если нет?
— А если нет, то, почувствовав твое внимание, их станет больше, потом еще больше, потом их станет много, потом ты дернешься, и они тебя сожрут. Но до этого я не довожу и выхожу раньше, или вывожу ученика. А, выйдя, ты перестаешь их видеть и становишься им не интересен. Хотя еще долгое время их много на тебе. Медведь, когда вышел из мира летунов, был весь ими облеплен. Ну и умом какое-то время был слабоват. Но зато сейчас — нормальный, а опыт-то не слабый. Согласись?
— Согласен. Медведь вообще сильно подрос за это лето.
— На то он и Медведь, три прохода за одно лето, не хило? Два здесь и один в Ташкенте. А сколько он ждал, приходил ко мне говорил: «Ну, учитель, ну когда?» Вот настало и его время. Я поэтому сейчас его не взял, хватит ему пока, да и не медвежий сейчас сезон. Будет шататься, а медведь шатун опасен. Он сейчас в спячке должен быть. Его культ последний, весной. Медведь просыпается, танцует, мало что понимает. Весь голодный, грязный, исхудавший. Короткий культ, но мощный.
За разговорами стемнело, и все опять собрались вокруг костра.
— Ну как, Дима, как твой ошейник? — За разговорами я вновь отвлекся, потерял настройку и снова ощутил сжатие в горле. Удивительно, но эти ощущения усилились именно сейчас. Когда он смотрел на меня, давление становилось нестерпимо сильным, мне казалось, что я задыхаюсь. Хотелось рвануть руками и освободить горло. Но на шее не было ничего.
— Люди — собаки на цепи, и этой цепью собран мир человека. Собаки на цепи.
Скованные одной цепью, связанные одной целью. Я не мог говорить, в горле першило, и слезы навернулись.
— Здесь территория свободы. И даже собаке здесь ошейник становится слишком тесный, и она хочет от него избавиться. Но собаке, снявшей ошейник, все равно далеко до волка.
Я только слушал и молчал, сейчас мне нечего было сказать. Еще днем, спустившись с горы, я ощущал свою светимость совершенно по-другому. Стоило отпуститься и тело разгонялось. Вспышками шел огонь изнутри, живот, сердце, голова и свет свободно струился вокруг. Но сейчас я вновь сжался, и все оставленное мной, казалось навсегда, вновь вернулось. Все это будет уходить, и приходить еще ни один раз. Я знал об этом.
— Вспомни вой волка внутри себя, вспомни.
Звук пошел внутрь и стал меня раскрывать.
— Ниже, ниже, веди его ниже, — сказал Орел.
— Это мелодия места силы. Только настроившись низом живота, ты сможешь его воспринять и передать.
Я пошел ниже и достиг звуком живота и почек, они быстро наполнились энергией и раскрылись. Ошейник отступил.
— Молодец, ты попал, — сказал Орел. — Пойдем в машину, посидим, музыку послушаем.
Мы сели в машину, где звучала песня Орла. Она резонировала на уровне сердца, но шла и более низкая вибрация, как будто гул земли сопровождал песню.
Я закрыл глаза и просто слушал. Когда она закончилась, мы стали говорить, чтобы опять вернуться к тому, что мешает.
— Расслабься, просто будь и доверяй. Здесь работают профессионалы. Не кидайся в крайности. Сейчас слишком много на нас идет и продолжает идти. И помни, что за каждый твой неверный шаг, будем получать мы, учителя. Такой путь знания. Сначала ты получаешь, когда учишься, а потом когда сам учишь, за ученика.
Он говорил, а я искал хоть что-то человеческое в нем. Нет ничего, все наносное, все, что мы привыкли видеть в людях, в нем исчезло, растворилось без следа. Он был где-то далеко и рядом одновременно. Его положение было не мыслимым, и я забился от необъяснимого страха. Страх был силен, но чего я боялся, я не понимал.
— Я реальный. Не добрый, не злой, реальный, какой есть. Ты можешь увидеть сейчас во мне кого угодно, но я реальный.
Я с трудом пришел в себя, услышав человеческую речь.
— Смотри на меня, сейчас ты увидишь во мне черта, и тебе опять станет страшно.
Да, можно сказать и так, сам черт сидел рядом со мной в машине, даже волосы на его голове взъерошились, будто скрывая рога. Меня вновь охватил животный ужас.
— Смотри теперь в глаза, отойди от формы, смотри в глаза.
Это были глаза божественного существа, они сияли теплом и любовью. И на контрасте с демонической внешностью, представшей предо мной, я начал что-то понимать, да он реальный, он такой. И то, что я теперь видел, сложно назвать человеком. Но это человек, и Демон, и Бог одновременно.
— Ты все еще боишься?
— Боюсь!
— Никогда. Никого. Ничего. Не бойся. — Это был урок.
Во мне вскипело все, и эмоционально выбросив руки, я ударил по рулю перед собой. Раздался сигнал.
— Что ты сделал?
— Не знаю.
— Зато я знаю. Ты позвал, и они пришли. Ты их не видишь, но они здесь. Теперь они просто так не уйдут. Их звать надо только для конкретного действия. Проси, зачем звал.
— Они — это кто?
— Какая разница, как я их назову, увидь, если хочешь узнать. И сделай что-нибудь, иначе сейчас раскатают нам обоим. Боишься?
— Теперь нет.
Он внимательно посмотрел на меня.
— Потому что не видишь! А если бы видел, точно бы обделался. Ладно, теперь это моя проблема. Запомни только. Никогда. Никого. Ничего. Не бойся.
Он вышел из машины, а я почувствовал себя, как часто в детстве, виноватым ни за что. Как мы любили говорить «я случайно», «я не хотел», но ничего не бывает случайного. Я подсознательно был против принятия урока. А здесь идет работа с подсознанием и с волей, чтобы держать все под контролем, не контролируя ничего.
Машина с ревом пробиралась по ухабистой дороге, светом фар прорезая кромешную тьму осенней ночи. Мы ехали вглубь аномальной зоны. Временами Орел останавливался, искал невидимые ориентиры или показывал нам что-то в свете фар. Мы остановились на возвышенности, вышли из машины. Он указал рукой на север, смотрите. Мы смотрели в указанном направлении, но ничего не видели.
— Ничего не видите, а мы пока ехали несколько реальностей пересекли. И сейчас ничего не видите. Ладно, поехали дальше.
Мы поехали дальше. Дорога становилась все хуже и хуже. На одном из участков, когда машина с трудом переползала через торчащие валуны, выбежал заяц и буквально бросился под машину.
Этот заяц точно на что-то указывал. Он и не хотел, бедняга, лезть к нам под машину, норовил свернуть в сторону, но какая-то сила вела его прямо наперерез нам. Он подчинился ей и, в конце концов, проскользнул буквально метрах в трех перед машиной.
Я предложил развернуться, тем более что дорога становилась просто невозможной. И буквально через десять метров мы засели в гигантской луже и еле вылезли назад.
Развернувшись, мы поехали обратно. Через некоторое время вновь остановились, на том же месте, что и первый раз. Снова вышли и начали смотреть туда же, но теперь мы действительно видели.
Я видел огни, похожие на обычные электрические огни городка или поселка. Но там, куда мы смотрели, не было ни городов, ни деревень. Эти огни были не так далеко от нас, а до ближайшего поселка было километров сорок, да и совсем в другую сторону. Более того, мы были на возвышенности, перед нами простирались болота со скальными выходами, огни же были выше, чем мы находились. Это были необычные огни. Они были яркие и располагались четко по кругу. Воображение дорисовывало стены замка, на которых они светились. Это огни города, несомненно, но какого города. Которого нет ни на одной карте. Мистического Вечного города.
Еще полчаса назад этих огней не было, а сейчас я вижу их собственными глазами, как нечто совершенно реальное. Можно отворачиваться, переводить взгляд, разговаривать. Они все равно горят, их форма и расположение неизменны. Я трезв, четко воспринимал все и видел то, что явно никак не укладывается в привычную мне реальность. Огни Вечного города. Огни, зажженные сказочными существами, о которых говорил учитель. Верь глазам своим, я вижу и верю. И вместе со мной их видят другие люди. Не маги, не видящие — обычные люди. Да и куда деваться — это видение, реальность. Но другая.
— Ну, как теперь видите? А тогда не видели. Как это объяснить? — спросил меня Орел.
— Не знаю! — Полностью увлеченный видением, я старался открыть невидимые за огнями детали. — Что это такое?
— Ты и сам знаешь! Вечный город. Он здесь.
— Вечный город?!
— Хочешь попасть туда? Есть техника приближения. Когда ты стоишь здесь, а сам приближаешься и видишь там. Только не убегай слишком далеко. Когда надо будет, остановись.
Я никогда не использовал эту технику, но сейчас сразу понял, что от меня требуется, и видением пошел навстречу огням. Они быстро приближались, как фары несущегося на тебя автомобиля. Они манили своей тайной, но и предупреждали о своей опасности. В следующий момент я от них получил сигнал, что мне следует остановиться. Я почувствовал исходящую угрозу.
Остановился, огни стали ближе, но я по-прежнему больше ничего не видел. Внезапно видение огней исчезло, они превратились в космознаки, похожие на клинопись. Первая комбинация была статичной, удерживалась некоторое время, и я смог ее запомнить:
O > < O
Знаки быстро побежали слева направо, подобно бегущей строке на экране. Они шли быстро, я уловил всего 5 знаков, хотя их было больше:
| П > < O
Они быстро повторялись и чередовались. Естественно я не уловил никакого смысла в этой передаче, хотя он определенно был, сама форма видения говорила об этом. Но письменность Вечного города мне была не знакома. Хорошо хоть, что я оказался способным на минимальный контакт, и теперь я увлеченно смотрел на то, что совсем не понимал.
Меня остановил Орел:
— Все хватит, давай назад.
И я увидел его из совершенно другого ракурса. Уйдя за своим видением, я сместился вперед и вверх, а он говорил откуда-то снизу и сзади.
Я сразу вернулся обратно. Все, мимолетный контакт был завершен, но огни горели по-прежнему, также высоко и ярко. По кругу, освещая неведомый город, неведомых существ. Я видел их и слышал их внутри, их музыку и что-то еще, вибрацию, энергию. Энергию Вечного города.
Мы уезжали, а они все также горели. Я же с трудом приходил в себя. Мир привычных представлений был опять разрушен. Орел ткнул кнопку на магнитоле. Включилась перемотка кассеты, и заиграла песня так хорошо известная миллионам. Теперь мне пытаются объяснить то, что я так и не понял:
Белый снег, серый лед, На растрескавшейся земле. Одеялом лоскутным на ней — Город в дорожной петле. А над городом плывут облака, Закрывая небесный свет. А над городом — желтый дым, Городу две тысячи лет, Прожитых под светом Звезды По имени Солнце... |
Сейчас песня несла совершенно другой смысл. И город на возвышенности, с его горящими огнями, был совсем другим. Другим стало и понимание. Понимание человека, гениально предвидевшего совершенно новую эпоху. Новую евразийскую культуру, для которой он пел свои песни в свои уже далекие восьмидесятые.
И две тысячи лет — война, Война без особых причин. Война — дело молодых, Лекарство против морщин. Красная, красная кровь — Через час уже просто земля, Через два на ней цветы и трава, Через три она снова жива И согрета лучами Звезды По имени Солнце... |
Эти песни остались живы, пройдя через эпоху потрясения, ханжества и невежества. Остались живы для нас, тех, кто стоял у истоков новой культуры человека. С его энергией и пониманием пути.
И мы знаем, что так было всегда, Что Судьбою больше любим, Кто живет по законам другим И кому умирать молодым. Он не помнит слово "да" и слово "нет", Он не помнит ни чинов, ни имен. И способен дотянуться до звезд, Не считая, что это сон, И упасть, опаленным Звездой По имени Солнце... |
А Волк как всегда оказался прав. Опять прав во всем. Я действительно не понимал, что здесь происходит.
В тот день три журавлиных стаи прошли на юг. Осень говорила свое прощальное слово северу. Я долго провожал глазами птиц и не зря. Пролетая над аномальной зоной, обычный журавлиный клин рассыпался. Уходящие на юг птицы настраивались на местные потоки энергии земли. Вся стая, как единый организм, исполняла этот непередаваемый танец. Я смотрел им вслед и видел танец летящей стаи, то, как изгибы одной нити, то она шла разрывами и вновь писала знаки. Да и вчерашние знаки не выходили у меня из головы. Что означал танец журавлиной стаи в плотных слоях энергии земли? Я всегда догадывался, что перелетные птицы идут в настройке на частоты земли. Почему же местные частоты разрушают клин, и единый организм стаи принимает невиданные формы, как будто и впрямь хочет передать какую-то информацию. Или это просто танец согласованности, дань месту силы, невообразимым потокам энергии. Для них, никогда не уходивших от своей свободы, этот танец необходимая дань Силе Земли. Мы же лишь учимся понимать место, где родились и живем. Да и не случайно, что все три клина выбрали для пролета именно это место. Им еще пригодится поддержка земли в долгом и трудном перелете.
Нам бы следовало прочитать это неординарное явление как знак, но в этот день мы оказались не у дел. Культ Неба лишь опалил своей красотой, прошел стороной, оставив нас для размышлений о своем пути, готовности.
Это был день Гоблина. Приехал механик из местной деревушки смотреть машину. Мы говорили с ним о жизни, скорее ни о чем. Он говорил, где и как ловить рыбу и разбудил, уже давно затихшую, страсть к рыбалке. Вечером мы поехали на указанное им озеро. Я давно не держал в руке спиннинг, но быстро вспомнил, что и как. Но озеро оказалось слишком мелкое у берегов, рыбы не было, нужна была лодка. Лишь небольшой щуренок вылетел из травы и ткнулся в блесну. Ловить его я сам не захотел, да и не понимал, к чему мне это надо. Охотничий инстинкт давно угас, еды у нас довольно, зачем ненужное убийство.
Я пошел гулять по берегу озера. Оно было достаточно далеко от лагеря, и действие аномальной зоны здесь ослабевало. Но широкий простор воды приятно наполнял другой, мягкой энергией. В конце концов, я вышел на устье речки с черной, как нефть, водой и расположился на полуразрушенном мостике через нее.
Черная вода струилась водоворотами, и моего видения было достаточно, чтобы приостановить ее стремительное течение. Начать видеть воду. Я долго созерцал переливающиеся струи, когда невидимая сила подняла меня и развернула. Я увидел все небо, полыхнувшее закатными красками. Но это был не простой закат.
В одно мгновение я ощутил всю силу культа Неба, когда тебя буквально придавливает к земле. Дыхание перехватывает от восторга, и ты не в силах оторваться от завораживающего зрелища небесного огня. Я вспомнил, как это было летом на горе. Когда в едином потоке перемешивались силы Неба и Земли, и также всё внутри перемешалось. Всё. Чувства и эмоции, видение и понимание, все стало одним. Видением изнутри. По другому и не скажешь.
Но сейчас мы были в стороне от основного действа, в «дальней тундре». А Культ горел на западе, над вершинами дальних сосен. Но даже здесь наполняло.
По дороге стремительно приближалась машина Орла. Дальний свет фар причудливо размывался по всему корпусу, отчего восьмерка казалась вся в белом свечении. Надо же, и машина заряжается местными энергиями. Становится предметом Силы, если выдерживает.
— Нам надо сейчас быть наверху, на амфитеатре, — сходу сказал он. — Но уже не успеваем, слишком далеко ехать. Долго он не будет, сейчас не лето.
Я прыгнул в машину, и мы поехали обратно. Потом остановились на ближайшей возвышенности, чтобы поймать последние отголоски осеннего Культа Неба. Долго стояли, смотрели, как медленно гаснет небесный огонь в надвигающихся облаках. Мы были буквально переполнены этой энергией.
— Если бы оказались сейчас там, мало бы не показалось, — задумчиво сказал Орел, когда все закончилось.
— Не оказались, значит не надо. — Я был уверен, что уроки Неба еще впереди и культ предшествует им.
Место еще не раскрылась и не показала свою сказку, которая есть здесь для каждого. И день культа преподнес нам свои уроки правильного настроя и внимания, я был уверен, что все еще впереди. И нам еще долго предстоит наблюдать, что здесь происходит, осознавать это. Я возвращался в лагерь со спокойной душой и верил в свою удачу на выбранном пути.
Этот день был последним в снижении, в активации энергии нижних центров, предстояла возгонка вверх и раскрытие верхних уровней. Начало перерождения. Но это были уже уроки следующего дня.
Путь знания подобен долгой охоте. Иногда длиною в целую жизнь. Преследование собственной свободы. Вечно ускользающей, и исчезающей где-то вдали за горизонтом. И вновь преследование и поиск. Вновь ее следы и миг удачи, кажется, так близок, но снова зверь ушел, охотник же остался не у дел. Так будет до тех пор, пока ты не увидишь себя — охотника со стороны, бездумно ищущим следы того, кто более свободен, а значит совершенен. Увидев, ты поймешь, что ты уже не ты, не тот, кто раньше.
Ты зверь, идущий собственной тропой. Ты — знание, и ты — свобода. И нипочем тебе преследования любые. Охотник вновь остался не у дел, он где-то далеко, и он уже не Ты.
Следующий день стал решающим. Вместил все предыдущие уроки, причем не только аномальной зоны. Это был день прохода и день моей сказки, и прошел он в потоке, открытым предыдущим днем. В потоке Культа Неба.
С утра было солнечно, небо постоянно менялось в бегущих облаках. Уже привычная лагерная суета, дрова, костер. Я приготовил дрова и для костра на сопке. Установил там палатку.
Орел собрал всех женщин и на машине повез на гряду в особенное место, где местные частоты сильно резонировали с женской энергией нижних энергоцентров. Вызывало ощущения непередаваемые, но доступные только женщинам, причем независимо от возраста.
Вернулись все восторженные, но описать восторг словами понятно не смогли. Лишь показывали руками в сторону гряды: там, там… Ну в общем все понятно.
— На что это похоже? — допытывал я их. — На секс, на что, скажите!
— Если это и секс, то очень хороший, — со знанием дела отвечала одна из них.
— А, главное, что это может продолжаться долго. Правда, Орел забеспокоился, ну и увез нас оттуда. Оно и понятно, его то так не прёт.
Все засмеялись.
— Есть что-то похожее на секс, но это нечто большее. Я уходила в белое сияние, ощущения непередаваемые.
— Да я им просто на Небо показал, — включился в обсуждение Орел. — Там пошло сильно. Пирамида появилась, и дальше картины шли. А перебор по нижним центрам тоже ни к чему.
— Вот, девочки, все это аномальная зона, сами видите, — Волк подытожил разговор. — Поселитесь здесь, и никакие мужики вам будут не нужны. Тогда и отыграетесь на всю катушку.
— Да мы готовы прямо сейчас. Но где мы будем жить? Скоро белые мухи уже полетят.
— Всему свое время, здесь будет основан город Нью-Гоблинск. Экологически чистый и для людей достойных. А при нем Новогоблинский монастырь. Для самопознания.
— А монастырь мужской или женский?
— Общий будет. А пока довольствуйтесь тем, что есть. На следующий год туалет поставим, чтобы не привлекать внимания существ. А то ведь подглядывают, а некоторые пугаются.
— Я знаю город будет, я знаю саду цвесть, пока такие … гоблины, в стране… короче есть.
Мы вчера были в их деревне, — продолжал Волк. Просто не могли смотреть на местных. Как, как они здесь живут? Они же все видят, все знают. К нам мужичок один подходит и говорит: «Объясните, как так, четвертый раз на Смерть горе, а еще живы». А мы не знаем, что ответить. Разговорились. Про то, про сё, про аномалии. Он говорит, тут такое бывает, что даже смотреть в сторону горы они не могут. А мужичок, автослесарь, что приезжал вчера, говорит: «Чего тут видеть? Я в яме сижу, машину делаю, а существо прямо туда ко мне лезет. А мне не до него, я же машину делаю. Ну я его сапогом и отпихиваю, а оно не уходит». Так и живут.
Шутки шутками, но боятся они Горы. И не зря. Сколько было смертей! Кажется, случайно человек умер. Начинают вспоминать, а он здесь побывал, за грибами, за ягодами, на охоту. Или туристы, или художники.
Вот совсем недавно был случай. Пошел мужик за ягодами. Сзади получил как будто удар, оборачивается, никого нет. А ему плохо. Еле-еле выбирается, приезжает в город в больницу. А у него рак легких. И все, умер.
— А почему Гора не прощает ошибок? — спросил я.
— Дело не в ошибках. Это место воинов. Сюда должны идти люди цельные, свободные, совершенные. Или для обучения, но под руководством такого человека. Я же беру ответственность за каждого, кто приезжает сюда. И всех нормально вывожу, вон даже местные удивляются, что еще никто не умер. Гора простит ошибку ищущему, но она не простит того, у кого нет шансов. Потому что его выход — это смерть, и она делает это для него.
— Я в интернете читал, питерские неизвестно кто, экстрасенсы какие-то пытались сейды рамками исследовать. Так одному товарищу хорошенько по рукам дало, вплоть до паралича на месяц.
— Ну, в следующий раз будет сначала думать. Или просто знать, как я. Здесь в некоторые места ходить вообще нельзя. И защита обычного человека, не вижу — значит нет, здесь не работает. А я знаю, когда, кого и куда можно отправить. Но зону не надо бояться, она добрая, она открыта. Приди, открой себя, постигни свою природу и уйди в лучистые энергии, в чистый свет. И не бойся, ничего не бойся. Иначе все твои страхи усилятся в сотни раз и уничтожат тебя.
После обеда Волк позвал меня, чтобы объяснить маршрут:
— Короче, Дима, поднимаешься на сопку и идешь на полшестого. Дальше будет болото. Или обойди его, или прямо через него, но осторожно, сейчас не лето и воды в болоте много. Выйдешь на Осьминога, там побудешь и обратно, чтобы затемно успеть, или как шел, или по гребню. Возьми компас с собой, чтобы найти места, где стрелка будет крутиться. Там можно будет поработать. Все, иди.
Я поднялся на сопку. Раздался крик ворона откуда-то снизу, и вот уже он сам вылетает из-за гребня и сел неподалеку на вершине сухой сосны. И вновь запел. Я понял, что теперь он пел для меня, он звал. Сорвался и ушел вперед туда, куда мне нужно. Теперь он вел меня, и я пошел за ним. Он улетал вперед и снова возвращался, и мелодичный свист его крыльев меня сопровождал весь путь. Пока я лез через болото, он поднимался ввысь и снова пел. Волнующе и коротко, как может только ворон. Ничего не скажешь, умная птица. Он вел меня, и это было лишь начало сказки.
Я останавливался передохнуть и начинал смещаться в мир духов природы. Видение становилось другим, я начинал видеть мир живым, остро чувствовал все запахи. Подолгу созерцал мельчайшие детали, что были довольно далеко от глаз. Все чувства обострились до предела, и это был не человеческий предел. Я был уже сейчас на равных с этим миром. Когда за вороном поднялся на скалу. Там он меня оставил, а я смотрел на Солнце, когда исчезло все.
Как описать остановку мира? Для каждого она своя, чужой же опыт ни о чем не говорит. Но это сказка, и её можно лишь пережить. И каждый может остановить свой мир.
Я получал урок. Солнце стало большим и заслонило собой все. Всё исчезло в предзакатном свете. Я сидел на уступе скалы, а Солнце было рядом. Потом я увидел нити исходящие и бесконечно переплетающиеся во всех направлениях. Часть нитей шла ко мне. Я видел Солнце и внутри себя. Видение перешло внутрь вслед за шаром, отделившимся от солнечного света. Шар полностью накрыл меня. Нестерпимый жар, меня бросало в пот и вновь экстаз. Кругом сверкающие нити, сияние Солнца на все Небо и больше ничего.
Сколько шел урок, я не знал. Внутреннее время остановилось. Но я долго не мог ещё пошевелиться, даже когда все прошло. Меня не отпускало. В конце концов, я встал и посмотрел на Небо. И вдруг его увидел. Увидеть Небо. Это бывает с нами часто, когда мы замираем от восторга, смотря вверх. Но быстро проходит, с годами часто навсегда. Я не раз видел Небо, часами мог смотреть в его бездонные дали, и ночью в звезды, и днем. Но таким я Небо не видел никогда. Хотя на самом деле я не видел ничего, небо как небо, яркие отсвечивающие на солнце перистые облака и синева. В один миг я просто ощутил его силу. Силу Неба. Настройка была столь мощной и внезапной, что я не мог стоять и упал на четвереньки. Но взгляда оторвать не мог. Я видел просто пустоту, но это было Силой. И ещё какой. Как завороженный я долго всматривался вверх, покачиваясь от мощного потока.
Пока не крикнул ворон, все пора идти. Я был переполнен Силой и с легкостью помчался вниз по косогору. Еще с вершины я увидел Осьминога. С ума сойти, уже два мощных урока, а до места я ещё не дошел. Что будет дальше?
Осьминог раскинул свои «щупальца» — скалистые гребни, поросшие лесом. Я спустился вниз, нашел и «морское дно», о котором рассказывала Ольга. На самом деле скопление валунов в узорчатых обрастаниях напоминало дно давно высохшего моря. А стрелка компаса бешено вертелась. Ворон звал меня дальше, и по одному из «щупалец» я поднялся на голову Спрута.
Место Силы. Четкий круг, лишенный деревьев и кустов. Стрелка ведет себя беспокойно. Какое-то время я просто стоял, настраивался, пока не понял, что надо смотреть вверх.
Вновь Небо. Пустота и мощь. Поток небесной Силы. Но теперь я ее видел. Гигантские небесные картины, предназначенные мне, и больше их никто сейчас не видит. Я знал об этом. И это моё посвящение.
Бегущие перистые облака разошлись в одно мгновение, и на небе туманно появилась роза. Вся белая, как будто выкована из льда. За розой появился щит. Щит воина, такой же белый, ледяной. С узорами и клепками по кругу. А вскоре я увидел воина всего. В шлеме и кольчуге изо льда.
Кто был этот небесный воин? Ни мужчина, ни женщина. И почему я его вижу? Его холодное бесстрастное лицо было прямо передо мной в высоте, и я не мог оторвать от него глаз. Можно считать это миражом, галлюцинацией. Но нет, он был живой. Я чувствовал его силу, и он был рядом. Он звал и учил, я долго был в его потоке. Потом он медленно растворился в синеве. А в исчезающем просвете облаков, я видел теперь белого всадника в развевающемся плаще. Он уходил далеко ввысь. Все, видение исчезло, оставив меня наедине со своими бесконечными вопросами. Я не знал, что думать.
Но сейчас я хорошо понимал человека, вылетевшего однажды в питерскую ночь. Не просто вспомнил его песню. Его памяти. Из синего льда.
Звезда! Зачем мы вошли сюда? Мы пришли, чтобы разбить эти латы из синего льда. Мы пришли, чтобы раскрыть эти ножны из синего льда. Мы сгорим на экранах из синего льда. Мы украсим шлемы из синего льда. И мы станем скипетром из синего льда. Ты спроси меня, ясная звезда. Ты спаси меня, ясная звезда. |
Я вновь вернулся с криком ворона. Спасибо, добровольный проводник. За то, что просто рядом. И твоему Духу я теперь обязан. Ворон кружил над высокой сопкой впереди меня. Я посмотрел вперед и на склоне сопки увидел тропу. А еще недавно ее там не было. Нет, не все еще уроки дня. Это портал, нужно идти туда. Хотя солнце уже висит над горизонтом.
На одном дыхании я взлетел наверх и увидел панораму залитых закатным солнцем карельских просторов. Карелия, Карелия! Отсюда я, наверное, никогда не уезжал. И нечто, сильно связанное со мной, жило здесь всегда.
Прекрасное место, сосны полыхнувшие янтарем. Брусничник полный ягод. Нигде брусники нет, а здесь красным, красно. И ворон сидит на камне рядом, буквально в метрах двадцати. Поблескивает своим иссиня-черным. Все, привал! Надо прийти в себя. Уж больно жалок и смешон тот Я, к которому привык. А я сейчас свободен.
Мгновение я смотрел на свою привычную жизнь, шоу маскарад, и залился смехом. Все, что волновало меня, ограничивало и наоборот двигало вперед. Все мои беды и радости, горести и наслаждения, отчаяния и восторг. Все это в смехе свободного существа, и я сейчас с ним слился. Все ушло в этом смехе. Как хочется, чтобы навсегда.
Я развалился на ковре брусники и радовался от полноты и счастья. Но видение не покидало меня, так и стояли перед глазами Его глаза. Небесного. Того, что спустился с самой заоблачной выси и заглянул внутрь меня. Зачем? Кто ты, Небесный Всадник? Нет, мы не знаем всех твоих тайн! Прошу тебя ответь!
Я отпустился, информация пошла:
Небесный — Всадник Апокалипсиса!
Конечно же, пора прикрыть театр. Где актеры забыли, что они актеры, так намертво вцепились в свои пустые маски. А роли, что должны играть, уже давно не помнят. И игру ведут свою. Сценарист в отчаянии махнул на все рукой, оставил все на волю режиссера. Понять его не трудно, он душу всю вложил в этот спектакль. Пока не понял, что игра пуста. А режиссер? Все бегает и тормошит актеров. Проснитесь! Они его боятся как чумы, боятся наказания, исключения из труппы. Плохим актерам больше некуда идти. Они уходят вновь в свои пустые роли. И слышат голос в конец ополоумевшего суфлера. Оркестр выбросил все ноты, несет какой-то грёбаный модерн. Чем дальше, тем сильнее, а музыки уж нет. Последний зритель давно покинул зал. Всё, занавес!
Механик вечно пьян, и занавес спустить не может.
Всю труппу разогнать! Но где теперь найдешь актеров, чтобы играть так хорошо знакомые всем роли. Лишь получив которые, мы их хотим забыть. Небесный звал меня отсюда прочь. Наверх, в сияние Абсолюта. А что еще я мог увидеть в сияние Бесконечности, в его глазах? Кто на Земле горит огнем, на Небе вспыхнет сверкающим искристым льдом!
С закатными лучами я возвращался в лагерь и к себе. Один, ворон так и остался на горе. Возвращение — отдельная статья. Не так то просто выйти с места силы, тем более, получив столько уроков. Обрести, не значит выйти.
Теперь я часто отдыхал, подолгу приходя в себя. На одной из сопок я остановился, чтобы поймать последний лучик солнца. Солнце, подарившее мне сегодня такой урок, уходило. Я знал, что такого дня, больше не будет в моей жизни. Придут другие уроки и особенные дни, но такого…нет. Я прощался с солнцем.
Внезапно я услышал громкий всплеск. Справа в центре болота было небольшое озерцо. На нем расходились круги. Закатный свет еще отражался на зеркале озера, и через мгновение я увидел выдру. Да, это она так громко плещется. И снова вылетела из воды, изящно перевернувшись в воздухе, и с громким всплеском ушла на глубину.
Я никогда не видел выдр в дикой природе. Слишком умен и осторожен этот зверь. Настолько умен, что обыватель мало чего о ней не знает. Обычно путают с ондатрой. Но выдра — это не водяная крыса, это хищник, умело добывающий рыбу. Она знает цену своему меху и бережет его, живет очень скрытно на берегах водоемов. И очень редка. Не любит человека и его собак, но между тем прекрасно приживается и дрессируется, если взять ее щенком. Владелец такой выдры без рыбы не останется в любое время года. В природе выдра крайне осторожна. Подводные входы в логова, следов не оставляет никаких. Человек может быть рядом, но выдру не увидит. Она же одурачит его ни один раз, вытащит рыбу из сетей, разгадает и другие орудия лова. Я вспомнил, как в детстве на рыбалке выдра дурачила нас с дедом, таскала форель с закидушек, оставляя на крючках одни головы.
Но сейчас выдра открылась, буквально в двадцати метрах от меня, она исполняла свой изящный танец. То, что это был танец, сомнений не оставляло. Она уходила на глубину, шла по кругу и вновь с силой вылетала из воды, а потом ловким переворотом уходила обратно в воду. Я был удивлен. Подошел ближе, но она не боялась. Это все не просто так, расслабился и начал смотреть. Я видением шел за ней и наблюдал, как она проносится в толще воды, и перевернувшись выходит вверх. Это ее танец, ее игра, ее восторг. Я оставался с ней в этом ритме, когда внезапно все остановилось. Она замерла, высунувшись из воды, и долго смотрела на меня. Волшебный зверь. Что я еще могу сказать?
Мы разошлись, она к себе под воду, а я по её болоту в свой мирок. Это её болото и озерко, затерянное меж сопок. Здесь она назначила мне встречу. Я так и понял, приходи еще, узнаешь больше.
Темнело очень быстро, а мне еще идти и идти. Я шел быстро, миновал болото, здесь должна быть наша сопка. Но сопка здесь другая. Что за черт? Не мог я потеряться, и компас направление показывает четко. Да и без компаса я знаю, мне туда. Делать нечего, иду. Миную сопку, попадаю в глухой ельник, где тьма сгущается еще быстрее. Внизу ни речки, ни дороги, а новое болото, место не знакомое. Остаться в этом ельнике на ночь без костра? Это будет трудно пережить.
Спускаюсь вниз к болоту и слышу крики. Но какие! Раскатистые на всю округу, нет человек так кричать не может. Или может? Я в сказочном лесу и слышу крики неведомых существ. Страшно? Нет, скорее интересно. Надо идти на крик, да и ничего не остается, не ночевать же, в самом деле, в этом сумрачном лесу.
Раздался вой, протяжный, неземной, наполненный огромной силой и любовью. Всё, это мне. Я пошел.
Возвращение, как и говорил Волк, было почти мгновенным. Буквально через несколько минут я вышел к лагерю, но с другой стороны. Где у костра учитель и Ольга разговаривали с пространством, что было силы, тащили меня обратно.
— Вышел? А по-другому и быть не могло. Ведь мы тебя вели, переживали все вместе с тобой. А Ольга, как она тебя звала! Ты слышал? — Слышал. И сразу понял, это мне, пора домой. — Реальность становилась более привычной. Но Волк и Ольга были другими, они сместились вместе со мной и теперь смотрели на меня с явным интересом, их глаза сверкали.
— Я вся ушла, — сказала Ольга. — Вся ушла в этот звук. Дыхание вообще не при чем. Звук шел сначала изнутри, потом как будто из земли. Все сильнее и дольше. Дыхания просто не было. А я вся ушла в этот звук.
— Так она говорит с зоной. Когда-нибудь и ты этому научишься. Попробуй, зона она добрая. Давай, прямо сейчас.
Он издал резкий и очень мощный крик изнутри. Звук мгновенно отозвался по всей округе.
— Видишь, вся зона слышит меня. Теперь ты.
Я повторил, получилось слабовато.
— Знаешь, почему ты не можешь с местом поговорить? Потому что не можешь душу открыть по-настоящему. Давай еще, отсюда. — Он коснулся рукой груди.
Я крикнул несколько раз.
— Уже лучше. Давай так. Садись, кричи как я. Один! Один!
Я закричал, что есть силы.
— Один, дай мне меч. И вот сюда в правую руку. Проси.
Правая рука наполнилась тяжестью. Это был меч.
— Вот это ощущение не хилое. Один, Один, и меч в руке. Ну бери, раз дали. Это эгрегор викингов. Их бог. Они просили меч перед битвой. Здесь есть все и викинги, и древние культы. Все есть, просто я тебе пока не показывал. Ты еще не прошел адаптацию. Может Ольга покажет на днях, а может и нет.
Меня переполняли чувства от пережитого, и я спешил поделиться. Но Волк был настроен иначе, он продолжал меня учить.
— Ты хочешь рассказать мне, что было, что ты видел. Не надо, я и так все знаю. Я был рядом и все видел. Ты видел, как выдра танцевала на дорожке света. Что тебе еще надо? Луны нет, солнца нет, откуда свет, откуда выдра, откуда чего. Ты видел это. А она танцевала и говорила с тобой. Сказка? Я знаю, что здесь сказка.
— Но как, как это было? Ведь это было по-настоящему.
— Конечно по-настоящему. Я знаю. Ты помнишь, как тебе было плохо, как ты блевал. Но ты почистился, и ты уже стал другим человеком. Все дерьмо оставил здесь, — он указал рукой на знакомые мне кусты. — Давай теперь кричи громче, с душой.
Я кричал, пока не почувствовал ответ внутри. Звук уходил, проносился сквозь пространство и возвращался обратно. Казалось, что я сам летел с этим звуком.
— Видишь, оказывается, и ты можешь с местом поговорить. Ну, тогда пойдем, погуляем.
Мы пошли к берегу речки, продолжая говорить с пространством. Сзади также мощно кричала Ольга.
— Видишь, она научилась с зоной разговаривать. А вы говорили, маг, маг. Да нас просто нет, магов. Мы не существуем. Придумали там, гении, маги. А нас просто нет.
Мы подошли к реке и остановились у шумящего переката.
— Ты в сапогах, я так понял. Ну, давай иди. А теперь остановись. Видишь реку?
— Да.
— И вон там видишь? — Он указал на ближайший омут.
— Да, вижу.
— Там она не течет, там она мертвая, а здесь течет. Кристалл, это общая информационная система. Река как кристалл. Карелия, озера и все с океаном связаны. Все это единый кристалл. Зайди в реку и постой. И помни, куда ты идешь. Ты идешь в другой мир! — крикнул он мне вслед и пошел обратно.
Во внезапно опустившейся тьме, я остался один на один с шумом реки и вспышками света в ее глубине.
Долго будет Карелия сниться, Будет сниться с этих пор Остроконечных елей ресницы Над голубыми глазами озер. |
— А Дима, будет долго Карелия сниться? Скажи, нет?
— Карелия — это все. Мы отсюда вообще никуда не уезжали, — ответил я.
— А здесь времени нет. Сегодня, завтра, через неделю, какая разница.
В разных краях Оставляем мы сердца частицу, В памяти бережно, Бережно, бережно встречи храня... Вот и теперь Мы никак не могли не влюбиться,- Как не любить Несравненные эти края! |
Я был переполнен ощущениями сегодняшнего дня, но уроки шли не переставая. Теперь мы запели вместе.
Долго будет Карелия сниться, Будет сниться с этих пор |
— Скажи, что нет. Даже эта песня столько лет назад была написана для нас.
Остроконечных елей ресницы Над голубыми глазами озер. |
Я прекратил попытки обсуждать увиденное, мы пели вместе. Это был еще один урок души. Он окликал меня, и мы пели дальше.
— Ну, как, понял теперь, о чем мы?
— Понял, понял, спасибо, учитель.
— Да, вообще-то не за что. Но запомнишь теперь все. И меня и Орла.
— Да как вас теперь забудешь.
— А ты еще не понял, что он гений?
— Да, понял! Стоит только посмотреть на его семнадцатую майку. Он нападающий.
— Орел — это вождь. Это я шаман, так просто погулять вышел. Картинки иногда показываю. Правда, после них некоторые долго в себя приходят. А он вождь, хозяин места.
Я сломал твою внутреннюю сущность, а это дар. Не существо, а сущность. Ты стал другим. Это дар учителя. Попробуй его принять. Учитель редко ученикам столько дарит. Согласен?
Волк опять запел, но теперь он пел древнюю песню земли, затронувшей в нас невообразимые глубины. Это был постоянный призыв к земле, как к живому существу:
Хея, Хея, Хея, Хея, Хея, Хо. |
— Вот это мелодия места силы. Это древняя песня земли. Хея, Гея — это Мать Земля, это мироздание. Мелодия внутри, понимаешь?
— Никогда об этом не думал.
— Ты еще о многом не думал.
Хея, Хея, Хея, Хея, Хея, Хо. |
— Я чувствую себя здесь своим. Полностью.
— Зону не надо бояться, она очень добрая. Почувствовал страх, сразу сломай его, иначе этот страх усилиться в тысячи раз, и тогда все. Увидел и сразу скажи себе — круто! Уходи в восторг. Понял? Зона добрая, есть тяжелые энергии, есть легкие, и она переключает их под тебя.
Дима, ты же в сказку попал. Ты пытаешься мне рассказать, как ты шел. Не надо, я все знаю. Ольгу научили с зоной разговаривать и тебя научим. Зона, она добрая, прими ее уроки, и она откроет такие горизонты, о которых ты даже не подозреваешь.
У меня есть один знакомый музыкант, шаман. Играет на любых инструментах, да так, что мало кто может повторить. Так вот, в свое время он целых две недели провел в центре аномальной зоны. Представляешь две недели. Ты там за два часа чуть не сбрендил, а он две недели. Это ему стоило конечно, но он вернулся и теперь знает про аномальную зону все. И теперь может играть на любом музыкальном инструменте и не только. На всём чём угодно. На пиле, спичечном коробке, на ложках, на ведре, на всем, что под руку подвернется. Да как играет, слезы вышибает. — Волк вытащил из темноты пустое эмалированное ведро. — Это ведро? Просто ведро. Человек с чистой душой может извлечь музыку из чего угодно. Слушай!
Ударами пальцев он поднял вибрацию, которая долго висела в воздухе. И вновь серия ударов, и пошла музыка, самая настоящая.
— Обычное ведро, но как оно здесь звучит. Вот что, значит, приложить душу. Теперь ты, пробуй.
Я взял ведро и примерно повторил его движения.
— Еще, еще. Поймай ритм внутри, и пошел.
Начало получаться. Серия звуков с разных сторон ведра — абсолютно свои новые вибрации.
— Вот они вибрации, частоты. Целая Вселенная звука в одном пустом ведре. Дай-ка я!
Он взял ведро, и понеслась восточная музыка. Протяжная мелодия шла фоном, на котором солировали короткие мелодичные трели.
— Слышишь? Это Восток. Теперь ты, сыграй музыку своей души. Поговори с ведром, сам. Здесь, на месте силы звучит все. Даже горлышко пустой бутылки на ветру. Прислушаешься, а это тоже музыка. Магия, магия, а музыка тоже магия. Поговори с ведром, это твой мир, ты и разговаривай. Зачем я буду строить твою реальность.
Говорят в жизни такого не бывает. Какая разница? Можно взять эту скамейку, и она тоже будет звучать. Только найди как.
Я вошел во внутренний ритм и начал играть. Дальше больше, ритм начал постепенно ускоряться и перешел в зажигательную джигу, мелодию гор. Я шел дальше, и вся музыка, которая была мне знакома, выходила сейчас.
И это не было иллюзией, это было именно музыкой. Я совершенно беспристрастно прослушал ни один раз диктофонную запись нашего «концерта» и не уставал удивляться благозвучию простого ведра.
— Это твой мир, живи. Варган не надо, ведро звучит лучше. Но самое интересное, что это работает. Ты, как я понял, сегодня на скале ночуешь?
— Я-а?
— А для кого ты там палатку ставил? Дрова готовил. Все иди и ночуй, почистишься. Проснешься другим человеком, если проснешься, — засмеялся учитель. — Ничего не бойся, иди и спокойно спи. Я летом там каждую ночь ночевал. Чтобы не происходило, не бойся. А там будет: палатка просто ходуном ходит и светится вся. Ну и что? Спи спокойно, ничего тебе не сделают. Но, костер должен гореть всю ночь, хотя бы угли должны теплиться. Дым — это жертва тонкому миру. А если будет хороший костер, может и культ откроется. Вот и луна как раз выходит. Все иди, и обязательно поговори с зоной.
В расчистившемся небе выходила полная луна. Собрав все необходимое, я пошел наверх.
Я просто сидел рядом с костром, сливаясь с этой бесконечностью, с ее уроками внутри. Потому что знал, что скоро придется уйти. Может быть на время, а может и на совсем. Такие они уроки аномальной Карелии. Уроки смерти ради жизни, или уроки жизни ради смерти. Что, в общем-то, одно и тоже. Умрешь ты внутрь или наружу. Ты исчезнешь, а мир останется, или мир исчезнет, а ты останешься. Какая разница!
Я вел безмолвный разговор с тем местом, что так мне полюбилось и стало больше, чем родным. Теперь оно хранит мою частичку, как я храню его внутри себя. И также безмолвием я получал ответ. Лишь гоготали гуси, еще одни бродяги Неба. Ночуют стаей где-то невдалеке, и тоже заряжаются от места силы перед дальним перелетом.
Все небо затянуло тучами, заморосил осенний дождик. Все пора спать, нагулялся за сегодня. Я подкинул дров в костер и полез в палатку.
Лишь стоило укрыться одеялом, как снаружи раздался громкий шорох. Я замер. Вдруг еще один, и целая армада громких звуков. Казалось, что палатка ожила. Трепещет, как под напором урагана. Но снаружи ветра нет, там тихо каплет дождик. Ну и пусть. Пусть палатка хлопает, не улетит же. Все вокруг ходило ходуном. Но я просто лежал, спокойно и умиротворенно. Довольный прожитым днем. С головой свернувшись под одеялом. Я твердо знал, что так меня никто не достанет. И совсем не было соблазнов посмотреть, кто там так играет с моей палаткой.
Так продолжалось долго. Конечно, уснуть в такой шумихе не возможно. Того и гляди, одеяло с тебя сдерут. Временами я ощущал присутствие существа, как огромный шар, накатывающий со всех сторон на палатку. Я видел его как бы изнутри. Он накатывал на меня, накрывал, обдавал все тело жаром, да так, что пот выступал на лбу. Но я спокоен, все нипочем. Прислушивался к треску костра, дрова еще горят. Нормально.
Я был спокоен еще и потому, что видел другие картины. Ночевки в аномальной зоне — особая тема разговоров. Здесь стоит лишь прикрыть глаза, и ты уже в астрале. Идешь по лесу, летишь над ним и даже взлетаешь ввысь, сливаясь с Абсолютом.
Вот и сейчас, едва прикрыл глаза, как сказочный, знакомый незнакомый лес позвал меня. Увидел я тропу и пошел по ней, чтобы во сне еще раз заново всё пережить. Такие чудеса не так то просто получить в обычной жизни. А здесь всё это возможно.
Перед рассветом я проснулся. Затих костер, затихла и палатка. Лишь гуси беспокойно гоготали, и тихо шел осенний дождь.